Этика

«Большинство думцев отказались слушать Уго Чавеса»

"Депутаты Госдумы проголосовали против того, чтобы разрешить президенту Венесуэлы Уго Чавесу выступить на пленар- ном заседании нижней палаты российского парламента. С этой инициативой выступил депутат от фракции "Спра- ведливая Россия" Валентин Варенников.

По решению Совета Думы, Чавесу дали возможность выступить 29 июня в Гербовом зале, рассчитанном на 40 человек. Между тем желание встретиться с венесуэльским президентом изъявили 129 депутатов, проголосовавших за то, чтобы он выступил на пленарном заседании. В то же время 332 парламентария проголосовали против.

Ведущий пленарное заседание первый вице-спикер Госдумы Олег Морозов предложил прекратить обсуждение этой темы.

Как сказал представитель думской фракции КПРФ Николай Харитонов: "Что за животный страх перед Уго Чавесом?". Страх этот пресса обуславливает тем, что Чавес не боится высказывать свое отношение к Бушу и другим сильных мира се- го. Видимо, российские депутаты бояться, что венесуэльский президент скажет чего-нибудь неприятное Бушу и прочим представителям буржуазии. Но, больше всего депутаты боятся, что появится свой Чавес".

                                                                                                                  А. Шопенгауэр

                                                                                            Новые паралипомены

§ 253

«Этика спрашивает: в чем заключается долг справедливости относительно других людей? т. е. что должен я делать?

Естественное право спрашивать: чего я не должен сносить от других? т. е. что должен я терпеть? При этом - не "для то- го, чтобы не быть несправедливым", а "чтобы я делал не более того, что должен делать каждый для обеспечения своего существования, чтобы, следовательно, каждый одобрял меня, чтобы ко мне прилагалась та же мерка, что и к другим, и я не изгонялся из общего союза".

На оба вопроса можно дать один и тот же ответ, - совершенно так же, как из противоположных направлений (т. е. противо- положными силами) можно описать одну и ту же линию, и подобно тому, как из я узнаю синус, а из синуса .

Историк, как было сказано, - пророк наоборот; точно так же можно сказать: правовед - моралист наоборот (он поучает обязанностям справедливости), или же: политика - это этика наоборот; однако не следует при этом понимать этику и как учение обязанности благожелательства, великодушия, любви и т. д. Государство - это гордиев узел, который разру- били, вместо того чтобы развязать его, яйцо Колумба, которое стоит потому, что кончик его надбит, а не потому, что най- дена точка равновесия, - как будто дело в том, чтобы оно стояло, а не в том, чтобы оно балансировало. Государство по- добно тому, кто думает, что он сделает погоду хорошею, если заставит барометр подняться».

Барометр погоду не делает, а лишь отображает ее. Хотя депутаты Госдумы связывают себя с государством, они точно так же не делают погоду в истории, как барометр не делает погоду в природе. Продажные депутаты не пожелали слушать президента Венесуэлы. Таким образом они воспрепятствовали Уго Чавесу, что называется, "давать святыню псам и бросать жемчуг перед свиньями". Ибо сказано:

«Мы требуем немедленной отмены закона о пребывании военнослужащих войск НАТО на территории России и расследования мотивов и авторов инициировавших принятие этого закона». Резолюция митинга–протеста 12.06.07 в Ростове-на-Дону.

Мы требуем немедленно отменить закон о пребывании военнослужащих войск НАТО на территории России и расследовать мотивацию деятельности авторов и лиц, инициировавших принятие этого закона!

ЭТУ ПЕТИЦИЮ следует направить в Верховный и Конституционный суды России

К кому обращаются и на кого жалуются в своей Резолюции участники митинга-протеста в Ростове-на-Дону? Два верховных суда должны предъявить обществу объективное суждение о власти и сообщить: не выросли ли у государства рога? и не являются ли этими рогами сами эти суды?

Не на голове, а в голове государства место высших судов. Из головы должны они судить об истинности самого государства и свято блюсти этику разума – высшее право мирового духа – право абсолютной идеи.

Но мы видим, как путинское государство обросло рогами высших судов и обратило их против народа. Рогатому народу – рогатое государство.

Конституционный суд выражает политический интерес государства, а Верховный суд – интерес гражданского общества. Но буржуазия отождествляет государство с частной собственностью, в форме гражданского права опирается на политическую форму государства и вменяет гражданскому обществу верховенство буржуазной воли.

Это может быть власть капитала как политическая воля буржуазной демократии; а может быть корпоративная воля частных собственников со всеми присущими капиталу пороками семейно-клановых воль. В любом случае это – рогатая воля капитала, а в России это – воля рогатого государства Путина.

«Петиция рабочих и жителей Петербурга для подачи Николаю II 9 января 1905 г.»

Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий, наши жены, и дети, и беспомощные старцы-родители, приш-ли к тебе, государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами над -ругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и мол- чать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда луч- ше смерть, чем продолжение невыносимых мук.

И вот мы бросили работу и заявили нашим хозяевам, что не начнем работать, пока они не исполнят наших требований. Мы не многого просили, мы желали только того, без чего не жизнь, а каторга, вечная мука.Первая наша просьба была, чтобы наши хозяева вместе с нами обсудили наши нужды. Но в этом нам отказали, – нам отказали в праве говорить о наших нуж- дах, что такого права за нами не признает закон. Незаконны также оказались наши просьбы: уменьшить число рабочих ча- сов до 8 в день; устанавливать цену на нашу работу вместе с нами и с нашего согласия; рассматривать наши недоразумения с низшей администрацией заводов; увеличить чернорабочим и женщинам плату за их труд до 1 руб. в день; отменить сверх- урочные работы; лечить нас внимательно и без оскорблений; устроить мастерские так, чтобы в них можно было работать, а не находить там смерть от страшных сквозняков, дождя и снега.

Все оказалось, по мнению наших хозяев и фабрично-заводской администрации, противозаконно, всякая наша просьба – пре- ступление, а наше желание улучшить наше положение – дерзость, оскорбительная для них.

Государь, нас здесь многие тысячи, и все это люди только по виду, только по наружности, – в действительности же за на-ми, равно как и за всем русским народом, не признают ни одного человеческого права, ни даже права говорить, думать, со- бираться, обсуждать нужды, принимать меры к улучшению нашего положения. Нас поработили, и поработили под покро- вительством твоих чиновников, с их помощью, при их содействии.

Всякого из нас, кто осмелится поднять голос в защиту интересов рабочего класса и народа, бросают в тюрьму, отправля- ют в ссылку. Карают, как за преступление, за доброе сердце, за отзывчивую душу. Пожалеть забитого, бесправного, изму- ченного человека - значит совершить тяжкое преступление. Весь народ рабочий и крестьяне отданы на произвол чинов- ничьего правительства, состоящего из казнокрадов и грабителей, совершенно не только не заботящегося об интересах на- рода, но попирающего эти интересы. Чиновничье правительство довело страну до полного разорения, навлекло на нее по- зорную войну и все дальше и дальше ведет Россию к гибели. Мы, рабочие и народ, не имеем никакого голоса в расходова- нии взимаемых с нас огромных поборов. Мы даже не знаем, куда и на что деньги, собираемые с обнищавшего народа, ухо- дят. Народ лишен возможности выражать свои желания, требования, участвовать в установлении налогов и расходовании их. Рабочие лишены возможности организовываться в союзы для защиты своих интересов.

Государь! Разве это согласно с божескими законами, милостью которых ты царствуешь? И разве можно жить при таких за- конах? Не лучше ли умереть, – умереть всем нам, трудящимся людям всей России? Пусть живут и наслаждаются капита- листы – эксплуататоры рабочего класса и чиновники – казнокрады и грабители русского народа. Вот что стоит перед на- ми, государь, и это-то нас и собрало к стенам твоего дворца. Тут мы ищем последнего спасения. Не откажи в помощи твое- му народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу, сбрось с него невыносимый гнет чиновников. Разрушь стену между тобой и твоим народом, и пусть он правит страной вме- сте с тобой. Ведь ты поставлен на счастье народу, а это счастье чиновники вырывают у нас из рук, к нам оно не доходит, мы получаем только горе и унижение. Взгляни без гнева, внимательно на наши просьбы: они направлены не ко злу, а к доб- ру, как для нас, так и для тебя, государь! Не дерзость в нас говорит, а сознание необходимости выхода из невыносимого для всех положения. Россия слишком велика, нужды ее слишком многообразны и многочисленны, чтобы одни чиновники могли управлять ею.

Необходимо народное представительство, необходимо, чтобы сам народ помогал себе и управлял собой. Ведь ему только и известны истинные его нужды. Не отталкивай его помощь, повели немедленно, сейчас же призвать представителей зем- ли русской от всех классов, от всех сословий, представителей и от рабочих. Пусть тут будет и капиталист, и рабочий, и чиновник, и священник, и доктор, и учитель, – пусть все, кто бы они ни были, изберут своих представителей. Пусть каж- дый будет равен и свободен в праве избрания, – и для этого повели, чтобы выборы в Учредительное собрание происходили при условии всеобщей, тайной и равной подачиголосов.

Это самая главная наша просьба, в ней и на ней зиждется все, это главный и единственный пластырь для наших больных ран, без которого эти раны сильно будут сочиться и быстро двигать нас к смерти.

Но одна мера все же не может залечить наших ран. Необходимы еще и другие, и мы прямо и открыто, как отцу, говорим тебе, государь, о них от лица всего трудящегося класса России.

    Необходимы:
     I. Меры против невежества и бесправия русского народа.
     1) Немедленное освобождение и возвращение всех пострадавших за политические и религиозные убеждения, за стачки и крестьянские беспорядки.
     2) Немедленное объявление свободы   и   неприкосновенности личности,   свободы слова, печати, свободы собраний, свободы совести в деле религии.
     3) Общее и обязательное  народное  образование на государственный счет.
     4) Ответственность министров перед народом и гарантии законности правления.
     5) Равенство перед законом всех без исключения.
     6) Отделение церкви от государства.
     II. Меры против нищеты народной.
     1) Отмена косвенных налогов и замена их прямым прогрессивным подоходным налогом.
     2) Отмена выкупных платежей, дешевый кредит и постепенная передача земли народу.
     3) Исполнение заказов военного морского ведомства должно быть в России, а не за границей.
     4) Прекращение войны по воле народа.
     III. Меры против гнета капитала над трудом.
     1) Отмена института фабричных инспекторов.
     2) Учреждение при заводах и фабриках постоянных комиссий выборных от рабочих, которые совместно с администраци- ей разбирали бы все претензии отдельных рабочих. Увольнение рабочего не может состояться иначе, как с постановления этой комиссии.
     3) Свобода потребительно-производственных и профессиональных рабочих союзов – немедленно.
     4) 8-часовой рабочий день и нормировка сверхурочных работ.
     5) Свобода борьбы труда с капиталом – немедленно.
     6) Нормальная заработная плата – немедленно.
    7) Непременное участие представителей рабочих классов в выработке законопроекта о государственном страховании рабочих – немедленно.

Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе; лишь при удовлетворении их возможно освобожде- ние нашей Родины от рабства и нищеты, возможно ее процветание, возможно рабочим организоваться для защиты своих интересов от наглой эксплуатации капиталистов и грабящего и душащего народ чиновничьего правительства. Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой и славной, а имя твое запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена, а не повелишь, не отзовешься на нашу мольбу, – мы умрем здесь, на этой площади, перед тво- им дворцом. Нам некуда больше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу...

«Нашумевшая книга «Проект Россия» вновь привлекла к себе внимание общественности. Ведущие игроки книжного рынка соревнуются за право издания этого бестселлера. В свое время, когда проект только появился, он всколыхнул умы россиян. Ведь в нем практически впервые вместо навязываемой нам Западом демократии предлагается конкретная модель государства – монархическая. Как известно, новое – это хорошо забытое старое.

Причину бед современного общества авторы книги видят в западной модели демократии. Неиз- бежным ее следствием является частая смена власти, из-за которой, вместо того чтобы за- ниматься решением стратегических задач развития, власть имущие заняты решением чисто тактических вопросов – как удержать власть, как пройти перевыборы и т.п. У них отсутствует видение исторической перспективы. Кроме того, демократическая модель устройства общест- ва разлагающе действует на массовое сознание (ведет к «оскотиниванию жизни») и соз- дает большой простор для вмешательства извне во внутренние дела других стран. Особенно это видно на примере России и других стран посткоммунистического пространства.

Авторы книги также считают, что сегодня мир столкнулся с нетипичным способом ведения войны – с помощью информации. По нему прокатилась волна странных революций. Это и собы- тия на Балканах, в Афганистане и Ираке, и в постсоветских Грузии, Украине и Киргизии. Кем-то подталкиваемые народные массы во Франции устраивают беспорядки, в постсоветских странах свергаются правительства. Причем просто так ни информационные, ни армейские силы в той или иной стране в движение не приходят. Авторы «Проекта Россия» считают, что за всей этой чередой странных «революций» и массовых беспорядков стоит единый центр управления.

Напомним, что «Проект Россия» впервые появляется на книжном небосклоне в конце 2005 года. Причем весьма оригиналь -ным способом: в течение нескольких дней книга без выходных сведений, что означает самиздат, попадает во все властные структуры страны.

Пресса реагирует очень живо. «Комсомолка», например, отводит целый разворот теме монархии, о которой говорится в книге, «Независимая» проводит расследование на предмет «откуда ноги растут».

В августе 2006 года эта книга выходит в издательстве «Олма-пресс» официальным тиражом. Умеющие считать деньги коммерсанты книжного бизнеса не позволяют себе денежных потерь с такой долгой отсрочкой. А если и позволяют, то не по своей инициативе… Книга вышла большим для документальной литературы тиражом (50 тыс.) и быстро продалась. В прессе появились отзывы, мол, это чей-то заказ. Интернет словно прорвало. Создан даже сайт поклонниками «Проекта Россия», которые, похоже, пишут вторую книгу.

И вот когда книга стала бестселлером, на сцене появляется ЭКСМО. На сегодняшний день книга «Проект Россия» во всех магазинах лежит в двух оформлениях рядышком, олмовское чуть подороже, эксмошное – чуть подешевле. Ну, лежит и лежит, не первый случай. Но на этом дело не закончилось. Скоро рядом с ними ляжет еще один вариант той же книги – с картинками. И с обложкой, очень похожей на обложку ЭКСМО. Ситуация очень напоминает дележку… госзаказа.

Знаете, что интересно? За словесной шелухой неизвестного автора насчет того, что демократия не для России, а монархия – то, что надо, вскользь проводится мысль о том, что, мол, пока до монархии доберемся, надо бы оставить нынешнюю правящую команду. Вот это, судя по всему, и есть главная мысль, ради которой дан отвлекающий маневр в виде исто- рических экскурсов.

Между прочим, журналисту KM.RU стало известно, что готовится продолжение книги «Проект Россия». Как скоро оно выйдет в свет и станет ли известен широкой общественности автор, пока не ясно. Но хочется надеяться, что второе изда- ние не останется без подписи».

Е.Петров/KMnews 05.07.2007

Животные не имеют государства и его атрибутов, например, они ничего не смыслят в деньгах и в искусстве. Но мы все же говорим, что многие лица государства ведут себя как животные. Из этого не следует, что животные и подобные им люди соперничают в борьбе за право верховодить государством. Животные не могут подняться до уровня сознания человека, а человек и в государстве способен пасть до состояния животного. Хотя животные и живут в человеческом доме, а дом располагается в государстве, но животные не существуют в государстве и не имеют гражданских прав.

Но новый русский способен отправить вместо себя на избирательный участок голосовать любую другую собаку. В государстве собачьего права, в буржуазном государстве, у власти – собаки, а у них в подчинении – наемный рабочий скот. То, что роднит правителей буржуазного государства и его население с животными, есть воля.

«Древние философы объединяли в одном понятии много совершенно разнородных вещей... Наиболее грубым смешением и путаницей этого рода является смешение этики с политикой. Государство и Царство Божье, или моральный закон, настолько разнородны, что первое – пародия на второе, горький смех по поводу его отсутствия, костыль вместо ноги, автомат вместо человека». (А. Шопенгауэр. Новые паралипомены. § 212, гл. VII. К этике.)

В СУЩНОСТИ – КЛЮЧ К ПОНИМАНИЮ РЕАЛЬНОСТИ

ВОПРОСЫ

1. Путин и англ. разведка. Начало – от А.Н. Яковлева как посла СССР в Канаде. Затем – Горбачев и Ельцин.

2. Путин и Буш – одна буржуазная плоть.

3. Встречи тет-а-тет.

4. Кеннебанкпорт – договор об Олимпиаде. В обмен – уступки в политике и подряды иностранным компаниям.

5. Сущность Путина: проект-заговор монархий. Историческая и родственная связь российской, британской, в общем – связь европейских монархических династий в политический бомонд империализма.

6. Приход России на Балканы – не славянское братство, а скупка с целью капиталистической эксплуатации.

7. Путин и Березовский – грязная игра на обывателя: что Путин и ФСБ якобы не связаны с Ми6. Но главное – устрашение путинских оппонентов: смотрите, что вам грозит, если будете угрожать путинскому государству; закон о терроризме!

8. Путин как британский шпион или лицо буржуазной национальности – он так или иначе враждебен идее, а следовательно, имеет общую цель с западом.

9. Украина. Интерес украинской буржуазии против русской. НАТО и ЕС – защитники украинской буржуазии от русской. Янукович как капиталист и буржуазный политик. Путин сдал Украину Бушу и ЕС.

10. Путин и НАТО – вопрос решенный. Путин и Буш – против Китая, поэтому войска НАТО в России. Вторая цель Путина – защита буржуазии от бунтующего народа. Подавление народных восстаний – не абстрактная перспектива, а реальная задача путинского государства. Поскольку сущность Путина – капитал, а идеология – монархизм, то не удивительно, что он, как русские цари или российский президент, способен на расстрел возмущенного народа, который, в случае недовольства выборами и качеством жизни, может восстать. Путин всячески подчеркивает родственность своей идеологии с монархизмом. Интервенцию 1918 года он не считает преступлением и называет защитой государства от черни. Он не считает интервенцией и возможное участие войск НАТО в подавлении народного протеста; для этого и существует договор о статусе натовских войск в России, легализующий единство российской и мировой буржуазии в борьбе против пролетариата.

11. Путин – это ограбление России с пользой для запада; хищническое отношение к ресурсам; политическое и идеологическое прикрытие антироссийской аферы кремлевскими ублюдками; уничтожение свободного духа и порабощение человека капиталом – это основа сохранения буржуазной власти. С дальнейшим отстранением и ликвидацией буржуазии русской буржуазией западной.

12. Отношение к идее прямо связано с развитием мышления. Слабо, убого мышление Путина. Не понять ему истину и сущность вещей.

ВЫВОД: изменение ельцинско-путинского буржуазного режима на режим пролетарский есть главное условие выживания России как государства, а русского народа – как этнически-культурной общности. Путин – враг идеи, а значит, враг народов России. Я выражаю объективную точку зрения и далек от желания навязать ее кому бы то ни было. Некоторые отступления путинского режима от взятого им головоломного курса связаны с моими выводами. Но отступление не есть еще развитие; ослабление тупости не есть еще ее преодоление.

Тупость с тупостью схлестнется –

И тупой не увернется.

КН

Натовские ракеты будут стоять в Европе! Это и будет высшей наградой Путину и лучшей оценкой его ума.

Путин в упрек США заявил, что в России не было рабства. Но разве крепостное право не есть рабство? Рабство есть передача своей воли другому лицу, в результате чего носителем воли, или субъектом права, является так называемый господин; а лишенный воли, или субъект бесправия, так или иначе подчинен хозяину. Выражение "так или иначе" означает здесь различные общественные формы подчинения человека человеку. Первичная форма рабства есть его природная форма – прямое и непосредственное насилие человека над человеком. Такое явление рабства формирует собой рабовладельчество. Другая форма рабства – феодализм. В отличие от первой формы, от рабовладения, где закрепощение воли выражается непосредственной природной силой воздействия воли одного на волю другого, феодализм – это сановное закрепощение человека человеком, т. е. закрепощение с помощью привилегированного сана. Если раб не смел самостоятельно покидать своего хозяина, то вассал был рабом господина через посредство собственности на средства производства, в частности, на землю. Латифундии или помещичьи землевладения вынуждали безземельного крестьянина передавать свою волю в распоряжение господина, хозяина земли. Это - рабство по необходимости. Рабовладение - рабство по принуждению. Таким образом, рабство определяется отношением воли к собственности на средства производства. Крепостное право есть рабство по принуждению, или то же самое, что рабовладельчество, – примат дикой природной воли. Капитализм есть современная форма рабства по необходимости. Наемный работник вынужден идти в наем к капиталисту, право которого есть собственность на средства производства. Эта мерзкая система рабства скрывается за религиозной идеологией, которая позволяет правящему классу порабощать волю трудящихся и усмирять их протест против несправедливости капиталистического бытия. Поэтому Путин нагло и настырно, с помощью православия и Церкви как якобы выразителей культуры и хранителей народного духа, навязывает народу и государству свою ничтожную бездарную волю.

Развитие средств производства соответствует развитию мышления, а вместе с тем познанию природы вещей и нравственности как сущности мышления.

Шопенгауэр истинно полагает, что нравственность есть проявление в нас высшего сознания, а разум – глубоко подчиненная высшему сознанию способность всепонимания, способность постигать целое.

Путинское государство стремится лишить народ разума, т. е. способности постигать целое. В свою очередь, это должно убить историческую память о завоеваниях и славном пути великого советского народа. С этой же целью путинское государство лишает детей трудящихся бесплатного образования и загоняет в рамки невежества. Все программы обучения перекраиваются по лекалам буржуазного сознания, вытравливаются из мышления идея и пролетарская символика. Развернуто широкое наступление буржуазии на права трудящихся и свободу духа.

Но понять, что режим Путина (буржуазное государство) есть высшая форма рабства, трудящиеся не могут, ибо они не способны мыслить разумно как ввиду необразованности интеллекта, так и ввиду примитивности чувств. Поп-культуру, или, говоря русским языком, культуру поп, массы воспринимают как свое духовное и радуются шарлатанству крикливой ритмики. Так в искусстве, в политике, философии и религии, где обыденное сознание толпы продает свою свободу и не понимает своего рабства.

Крепостное право в России - это переходная форма от рабства по принуждению (от древней формы рабства) к рабству по необходимости (к феодальному рабству). Капитализм – новейшая форма рабства по необходимости – рабство по убеждению. Здесь работник сам, по своей воле нанимается к хозяину средств производства, сам идет в кабалу ввиду необходимости обеспечить свое существование. Обман коренится в представлении о добровольности как источнике блага. Создается мнение, что если человек сам идет внаем, – а никто не пожелал бы самого себя закрепостить, – то бытие само по себе свободно и прекрасно; что воля каждого вольна выбрать счастье и иного не выбирает. Создается мнение, что частная собственность и есть божья благодать и что удел и право каждого – признавать это максимой жизни. Понятно, что такое мнение создает правящий класс с помощью Церкви, своего идеологического религиозного института. Первая русская революция 1905 года показала, что на уровне народного мышления произошло если не сознание, то воображение различия между реальностью и идеей, между верой в царя и верой в бога, между бытием и сознанием. Вера в царя, которою Церковь и государство дурачили народное сознание, была расстреляна и замертво рухнула, похоронив под собой монархическое, а затем и буржуазное государство как таковое. Но это разрушение, этот крах были разрушением иллюзий и крахом подлого человеческого сознания, способность которого к подлости нам теперь вновь показывают наследники поверженных идолов капитала – Путин и кремлевская братва. Поймет ли народ сущность вещей и отвергнет ли веру в питерского самозванца и в навязываемый им новый буржуазный порядок добровольного рабства? – вот в чем вопрос. Ответ на него – это дело уже не философии, а сознания, веры и воли народа.

БУДУЩЕЕ РОССИИ КАК КЛЕРИКАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА

О РЕЛИГИОЗНО-ГОСУДАРСТВЕННОМ НАСИЛИИ В ИЗРАИЛЕ

От чего гибнут клерикальные государства? Клерикальные государства гибнут от ложной веры. Ложная вера есть абстрактная религия, т. е. такая религия, которая отметает законы природы и духа и подменяет научное знание и объективное понятие антинаучным мировоззрением. То, что прежде называли словом "религия", есть ложная вера. Поэтому прав тот, кто о борьбе с церковью говорил как о борьбе с религией и называл эту борьбу словом "атеизм". Но развивающийся дух меняет свои категории и тем самым освобождается от причины своего рабства, от лицемерного невежества, которое свойственно как поработителям, так и порабощенным. Ибо и те и другие являются по сути рабами невежества; с той разницей, что лицемерие – качество господ, нужное им для скрытия своей низости и поддержания в рабах мнения о святости и законности господского чина и государства господ в целом.

Так, если бы гусеницы, поедающие листья растений, имели ум и были способны говорить, они представляли бы свои дела как дела государственной важности и высшей полезности для страны и для всего мира. Горбачев и Ельцин, Гитлер и Путин, совершая перестройку, таким же образом представляли или представляют ее делом государственной важности. На самом же деле они подобны гусеницам, отличаясь от них разве что способностью к мышлению, но уподобляясь им умением губить живое, при том заставляя всех верить в праведность всего их гусеничного дела, для коего они употребляют парализующий рабов яд под названием "идеология". Так же и религия гробит живое древо жизни. Религия есть идеология паразитов, которых мы, в человеческом обществе, называем классом господ. Господа эти пожирают плоды чужого труда – листья и питающие их жизненные соки – и так уничтожают могучее древо жизни, губят материальную природу и духовные силы человека.

Клерикальным государством является то, в котором существует институт Церкви, т. е. теология. Третий рейх, древний Рим, США, царская Россия и даже СССР – клерикальное государство. Клерикализм есть невежество, которое существует в форме отношения человека к окружающему миру, к природе и духу. Всякое суеверие и темнота сознания есть почва клерикализма. Таким образом, Церковь питает свои корни в неразвитом и темном сознании человека. Мы видели, как из расщелин Советского государства торчали ослиные уши Церкви, чтобы затем кристаллизоваться на главах государственников Ельцина и Путина да культуртрегеров Солженицына, Михалкова и Глазунова. А уж насколько рогат и дик Буш, это и ослу видно.

США – государство-призрак, дурное государство, ибо оно существует на основе субъективно-идеалистического представления его руководителей, а не на объективных законах природы. Утверждая власть денег, США как государство зиждутся на призраке денег, на военной силе, вынуждающей весь мир признавать благом дефицит американского бюджета, т. е. признавать призрачность американских денег за реальность этих денег.

Почему военная сила есть призрак денег? Потому что сущность денег и военной, как и любой, в том числе и человеческой, силы – сама сила. Сила денег есть сила труда, эквивалентом которого деньги являются. Военная сила капитала есть сила без совести, а именно – природная сила воли, направленная на отрицания идеи.

Социалистический человек стоит на новой почве, на которой нет темных пятен мышления; здесь свет разума и доброй воли, убежденной в своем праве, – в праве мирового духа, основанном на познании и знании идеи.

У большинства людей государство ассоциируется с управлением, а религия – с церковью. Атеисты добиваются разделения государства и религии, т. е. отделения церкви от государства. Истина требует познания сущности государства и религии. Но поскольку у государства и религии одна сущность, а именно – мышление, то следует говорить об объединении государства и религии, а это – отрицание, или снятие религии: мышление становится разумным и истинным, а религия как абстрактная вера – отмирает.

Разум отрицает посредника между трудящимся и работодателем – отрицает частную собственность, которая и составляет политически-экономическую основу капитализма. В форме религии мышление правящего класса выступает государственным посредником между пролетариатом и буржуазией, между капиталистами и богом, это – Церковь и ее служители-крестоносцы и т. п.

В социалистическом государстве человек посредством труда, свободного от угнетения, становится господином своей воли и своей веры. Ему нет надобности искать богов, он сам, так сказать, бог своей сущности, он свободен от угнетения хозяевами жизни, избавлен от рабства перед законами бытия и эксплуататорами-поработителями мышления, угнетающими волю трудящихся. Говоря о государстве и религии, мы говорим о понятии, которым должен обладать человек разумный. В свете этого я говорю: у государства и религии одна сущность, и она есть не что иное, как мышление. Ибо в данном случае нас не интересуют внешние или внутренние органы человека. Мышление – вот что интересует философию.

Религия оттесняется прогрессирующим умственным образованием, становится абстрактнее, а так как ее сущность – образность, то она и должна будет пасть совершенно, как только известная степень умственного образования сделается всеобщей. (А.Шопенгауэр. Новые паралипомены. § 436)

Падение религии есть падение государства; падение государства есть падение рабства и освобождение духа, который находился в цепях рабского суеверия и пребывал в оковах подобострастного преклонения перед власть имущими – внешне людьми, но отличающимися от людей выдающейся способностью ко лжи и насилию.

Буржуазная революция – падение феодального и установление капиталистического государства, а революция социалистическая – падение капиталистического и установление коммунистического государства, которое есть не государство в собственном смысле слова.

ПРОДОЛЖЕНИЕ. ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ ПОЯСНЕНИЯ ЭНГЕЛЬСА

5. ПРЕДИСЛОВИЕ 1891 ГОДА К "ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ" МАРКСА

В предисловии к 3-му изданию "Гражданской войны во Франции" - это предисловие помечено 18 марта 1891 года и первоначально было напечатано в журнале "Neue Zeit" - Энгельс, рядом с интересными мимоходными замечаниями по вопросам, связанным с отношением к государству, дает замечательно рельефную сводку уроков Коммуны. Эта сводка, углубленная всем опытом двадцатилетнего периода, отделявшего автора от Коммуны, и специально направленная против распространенной в Германии "суеверной веры в государство", может быть по справедливости названа последним словом марксизма по рассматриваемому вопросу.

Во Франции, отмечает Энгельс, после каждой революции рабочие бывали вооружены; "поэтому для буржуа, находившихся у государственного кормила, первой заповедью было разоружение рабочих. Отсюда - пос- ле каждой, завоеванной рабочими, революции новая борьба, которая оканчивается поражением рабочих"...

Итог опыта буржуазных революций столь же краткий, сколь выразительный. Суть дела - между прочим и по вопросу о государстве (есть ли оружие у угнетенного класса?) - схвачена здесь замечательно. Именно эту суть чаще всего и обходят как профессора, находящиеся под влиянием буржуазной идеологии, так и мелкобуржуазные демократы. В рус- ской революции 1917-го года "меньшевику", "тоже-марксисту" Церетели выпала честь (кавеньяковская честь) выболтать эту тайну буржуазных революций. В своей "исторической" речи 11-го июня Церетели проговорился о решимости буржуа- зии разоружить питерских рабочих, выдавая, конечно, это решение и за свое, и за "государственную" необходимость вообще!

Историческая речь Церетели от 11-го июня будет, конечно, для всякого историка революции 1917-го года одной из нагляднейших иллюстраций того, как предводимый господином Церетели блок эсеров и меньшевиков перешел на сторону буржуазии против революционного пролетариата.

Другое мимоходное замечание Энгельса, тоже связанное с вопросом о государстве, относится к религии. Известно, что германская социал-демократия, по мере того, как она загнивала, становясь все более оппортунистической, чаще и чаще скатывалась к филистерскому кривотолкованию знаменитой формулы: "объявление религии частным делом". Именно: эта формула истолковывалась так, будто и для партии революционного пролетариата вопрос о религии есть частное дело!! Против этой полной измены революционной программе пролетариата и восстал Энгельс, который в 1891 году наблюдал только самые слабые зачатки оппортунизма в своей партии и который выражался поэтому наиболее осторожно:

"Соответственно тому, что в Коммуне заседали почти исключительно рабочие или признанные представите- ли рабочих, и постановления ее отличались решительно пролетарским характером. Либо это постановле- ния декретировали такие реформы, от которых республиканская буржуазия отказалась только из подлой трусости и которые составляют необходимую основу для свободной деятельности рабочего класса. Таково проведение в жизнь принципа, что по отношению к государству религия является просто частным делом. Либо Коммуна издавала постановления, прямо лежащие в интересах рабочего класса и которые отчасти глубоко врезывались в старый общественный порядок"...

Энгельс подчеркнул слова "по отношению к государству" умышленно, направляя удар не в бровь, а в глаз немецкому оппортунизму, объявлявшему религию частным делом по отношению к партии и таким образом принижавшему партию революционного пролетариата до уровня пошлейшего "свободомыслящего" мещанства, готового допустить вневероиспо- ведное состояние, но отрекавшегося от задачи партийной борьбы против религиозного опиума, оглупляющего народ.

Будущий историк германской социал-демократии, прослеживая корни ее позорного краха в 1914 году, найдет немало интересного материала по этому вопросу, начиная от уклончивых, открывающих настежь дверь оппортунизму, заявлений в статьях идейного вождя партии, Каутского, и кончая отношением партии к "Los-von-Kirche-Bewegung" (движению к отде- лению от церкви) в 1913 году.

Но перейдем к тому, как Энгельс двадцать лет спустя после Коммуны подытоживал ее уроки борющемуся пролетариату.

Вот какие уроки выдвигал на первый план Энгельс:

..."Именно та угнетающая власть прежнего централизованного правительства, армия, политическая по- лиция, бюрократия, которую Наполеон создал в 1798 году и которую с тех пор каждое новое правитель- ство перенимало, как желательное орудие, и использовывало его против своих противников, именно эта власть должна была пасть всюду во Франции, как пала она в Париже.

Коммуна должна была с самого начала признать, что рабочий класс, придя к господству, не может дальше хозяйничать со старой государственной машиной; что рабочий класс, дабы не потерять снова своего только что завоеванного господства, должен, с одной стороны, устранить всю старую, доселе употребляв- шуюся против него, машину угнетения, а с другой стороны, должен обеспечить себя против своих собственных депутатов и чиновников, объявляя их всех, без всякого исключения, сменяемыми в любое время"...

Энгельс подчеркивает еще и еще раз, что не только в монархии, но и в демократической республике государство остает- ся государством, т. е. сохраняет свою основную отличительную черту: превращать должностных лиц, "слуг общества", органы его в господ над ним.

..."Против этого, неизбежного во всех существовавших до сих пор государствах, превращения го- сударства и органов государства из слуг общества в господ над обществом Коммуна применила два безошибочных средства. Во-первых, она назначала на все должности, по управлению, по суду, по на- родному просвещению, лиц, выбранных всеобщим избирательным правом, и притом ввела право отозвать этих выборных в любое время по решению их избирателей. А во-вторых, она платила всем должностным лицам, как высшим, так и низшим, лишь такую плату, которую получали другие рабочие. Самое высокое жалованье, которое вообще платила Коммуна, было 6000 франков. Таким образом была создана надежная помеха погоне за местечками и карьеризму, даже и независимо от императивных мандатов депутатам в представительные учреждения, введенных Коммуной сверх того"...

Энгельс подходит здесь к той интересной грани, где последовательная демократия, с одной стороны, превращается в социализм, а с другой стороны, где она требует социализма. Ибо для уничтожения государства необходимо превращение функций государственной службы в такие простые операции контроля и учета, которые дос- тупны, подсильны громадному большинству населения, а затем и всему населению поголовно. А полное устранение карьеризма требует, чтобы "почетное", хотя и бездоходное, местечко на государственной службе не могло служить мостиком для перепрыгиванья на высокодоходные должности в банках и в акционерных обществах, как это бывает постоянно во всех свободнейших капиталистических странах.

Но Энгельс не делает той ошибки, которую делают, напр., иные марксисты по вопросу о праве наций на самоопределение: дескать, при капитализме оно невозможно, а при социализме излишне. Подобное, якобы остроумное, а на деле неверное, рассуждение можно бы повторить про любое демократическое учреждение, и про скромное жалованье чиновникам в том числе, ибо до конца последовательный демократизм при капитализме невозможен, а при социализме отомрет всякая де- мократия.

Это - софизм, похожий на ту старую шутку, станет ли человек лысым, если у него будет волос меньше на один волос.

Развитие демократии до конца, изыскание форм такого развития, испытание их практикой и т.д., все это есть одна из составных задач борьбы за социальную революцию. Отдельно взятый, никакой демократизм не даст социализма, но в жизни демократизм никогда не будет "взят отдельно", а будет "взят вместе", оказывать свое влияние и на экономику, подталкивать ее преобразование, подвергаться влиянию экономического развития и т. д. Такова диалектика живой истории. Энгельс продолжает:

..."Этот взрыв (Sprengung) старой государственной власти и ее замена новою, поистине демократическою, подробно описаны в третьем отделе "Гражданской войны". Но вкратце остановиться еще раз на некоторых чертах этой замены было здесь необходимо, потому что как раз в Германии суеверная вера в государство пе- решла из философии в общее сознание буржуазии и даже многих рабочих.

По учению философов, государство есть "осуществление идеи" или, переведенное на философский язык, царство божие на земле, государство является таким поприщем, на котором осуществляется или должна осуществиться вечная истина и справедливость¹. А отсюда вытекает суеверное почтение к государству и ко всему тому, что имеет отношение к государству, - суеверное почтение, которое тем легче укореняется, что люди привыкают с детства думать, будто дела и интересы, общие всему обществу, не мо- гут быть иначе выполняемы и охраняемы, как прежним способом, т. е. через посредство государства и его награжденных доходными местечками чиновников. Люди воображают, что делают необыкновенно смелый шаг вперед, если они отделываются от веры в наследственную монархию и становятся сторонниками демо- кратической республики.

В действительности же государство есть не что иное, как машина для подавления одного класса другим, и в демократической республике ничуть не меньше, чем в монархии. И в лучшем случае государство есть зло, которое по наследству передается пролетариату, одержавшему победу в борьбе за классовое господство; победивший пролетариат, так же, как и Коммуна, вынужден будет немедленно отсечь худшие стороны этого зла, до тех пор пока поколение, выросшее в новых, свободных общественных условиях, окажется в состоянии выкинуть вон весь этот хлам государственности".

Энгельс предостерегал немцев, чтобы они по случаю замены монархии республикой не забыли основ социализма по вопро- су о государстве вообще. Его предостережения читаются теперь, как прямой урок господам Церетели и Черновым, проя- вившим в своей "коалиционной" практике суеверную веру в государство и суеверное почтение к нему!

Еще два замечания: 1) Если Энгельс говорит, что при демократической республике "ничуть не меньше", чем при монархии, государство остается "машиной для угнетения одного класса другим", то это вовсе не значит, чтобы форма угне- тения была для пролетариата безразлична, как "учат" иные анархисты. Более широкая, более свободная, более открытая форма, классовой борьбы и классового угнетения дает пролетариату гигантское облегчение в борьбе за уничтожение классов вообще.

2) Почему только новое поколение в состоянии будет совсем выкинуть вон весь этот хлам государственности, - этот вопрос связан с вопросом о преодолении демократии, к которому мы и переходим.

6. ЭНГЕЛЬС О ПРЕОДОЛЕНИИ ДЕМОКРАТИИ

Энгельсу пришлось высказаться об этом в связи с вопросом о научной неправильности названия "социал-демократ".

В предисловии к изданию своих статей 1870-х годов на разные темы, преимущественно "интернационального" содержания ("Internationales aus dem Volksstaat"), - предисловии, помеченном 3 января 1894 года, т. е. написанном за полтора года до смерти Энгельса, он писал, что во всех статьях употребляется слово "коммунист", а не "социал-демократ", ибо тогда социал-демократами называли себя прудонисты во Франции, лассальянцы в Германии.

..."Для Маркса и для меня - продолжает Энгельс - было поэтому чистейшей невозможностью употреблять для обозначения специально нашей точки зрения выражение столь растяжимое. В настоящее время дело обстоит иначе, и это слово ("социал-демократ") может, пожалуй, сойти (mag passieren), хотя оно и остается неточным (unpassend, неподходящим) для такой партии, экономическая программа которой не является просто социалистической вообще, а прямо коммунистической, - для партии, политическая конечная цель которой есть преодоление всего государства, а следовательно также и демократии. Названия действительных (курсив Энгельса) политических партий, однако, никогда вполне не соответствуют им; партия развивается, название остается".

Диалектик Энгельс на закате дней остается верен диалектике. У нас с Марксом, говорит он, было прекрасное, научно-точное, название партии, но не было действительной, т. е. массовой пролетарской партии. Теперь (конец XIX века) есть действительная партия, но ее название научно неверно. Ничего, "сойдет", лишь бы партия развивалась, лишь бы научная неточность ее названия не была от нее скрыта и не мешала ей развиваться в верном направлении!

Пожалуй, иной шутник и нас, большевиков, стал бы утешать по-энгельсовски: у нас есть действительная партия, она раз- вивается отлично; "сойдет" и такое бессмысленное, уродливое слово, как "большевик", не выражающее абсолютно ничего, кроме того, чисто случайного, обстоятельства, что на Брюссельско-Лондонском съезде 1903 года мы имели большинст- во... Может быть, теперь, когда июльские и августовские преследования нашей партии республиканцами и "революцион- ной" мещанской демократией сделали слово "большевик" таким всенародно-почетным, когда они ознаменовали кроме того столь громадный, исторический шаг вперед, сделанный нашей партией в ее действительном развитии, может быть, и я поколебался бы в своем апрельском предложении изменить название нашей партии. Может быть, я предложил бы своим товарищам "компромисс": назваться коммунистической партией, а в скобках оставить слово большевики...

Но вопрос о названии партии несравненно менее важен, чем вопрос об отношении революционного пролетариата к государству.

В обычных рассуждениях о государстве постоянно делается та ошибка, от которой здесь предостерегает Энгельс и кото- рую мы отмечали мимоходом в предыдущем изложении. Именно: постоянно забывают, что уничтожение государства есть уничтожение также и демократии, что отмирание государства есть отмирание демократии.

На первый взгляд такое утверждение представляется крайне странным и непонятным; пожалуй, даже возникнет у кого-либо опасение, не ожидаем ли мы пришествия такого общественного устройства, когда не будет соблюдаться принцип подчинения меньшинства большинству, ибо ведь демократия это и есть признание такого принципа?

Нет. Демократия не тождественна с подчинением меньшинства большинству. Демократия есть признающее подчинение меньшинства большинству государство, т. е. организация для систематического насилия од- ного класса над другим, одной части населения над другою.

Мы ставим своей конечной целью уничтожение государства, т. е. всякого организованного и систематического насилия, всякого насилия над людьми вообще. Мы не ждем пришествия такого общественного порядка, когда бы не соблюдался принцип подчинения меньшинства большинству. Но, стремясь к социализму, мы убеждены, что он будет перерастать в коммунизм, а в связи с этим будет исчезать всякая надобность в насилии над людьми вообще, в подчинении одного человека другому, одной части населения другой его части, ибо люди привыкнут к соблюдению элементарных условий общественности без насилия и без подчинения.

Чтобы подчеркнуть этот элемент привычки, Энгельс и говорит о новом поколении, "выросшем в новых, свободных общественных условиях, которое окажется в состоянии совершенно выкинуть вон весь этот хлам государственности", - всякой государственности, в том числе и демократически-республиканской государственности.

Для пояснения этого требуется разбор вопроса об экономических основах отмирания государства.

ГЛАВА V

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ОТМИРАНИЯ ГОСУДАРСТВА

Самое обстоятельное разъяснение этого вопроса дано Марксом в его "Критике Готской программы" (письмо к Бракке от 5 мая 1875 года, напечатанное только в 1891 году в "Neue Zeit", IX, 1, и вышедшее по-русски отдельным изданием). Полеми- ческая часть этого замечательного произведения, состоящая в критике лассальянства, затенила, так сказать, его положи- тельную часть, именно: анализ связи между развитием коммунизма и отмиранием государства.

1. ПОСТАНОВКА ВОПРОСА МАРКСОМ

При поверхностном сравнении письма Маркса к Бракке от 5 мая 1875 года и рассмотренного выше письма Энгельса к Бебе- лю от 28 марта 1875 года может показаться, что Маркс гораздо более "государственник", чем Энгельс, и что различие между взглядами обоих писателей на государство очень значительное.

Энгельс предлагает Бебелю вовсе бросить болтовню о государстве, изгнать совершенно слово государство из программы, заменив его словом "община"; Энгельс заявляет даже, что Коммуна не была уже государством в собственном смысле. Меж- ду тем Маркс говорит даже о "будущей государственности коммунистического общества", т. е. как будто бы признает необходимость государства даже при коммунизме.

Но подобный взгляд был бы в корне неправилен. Ближайшее рассмотрение показывает, что взгляды Маркса и Энгельса на государство и его отмирание вполне совпадают, а приведенное выражение Маркса относится именно к этой отмирающей государственности.

Ясно, что не может быть и речи об определении момента будущего "отмирания", тем более, что оно представляет из себя заведомо процесс длительный. Кажущееся различие между Марксом и Энгельсом объясняется различием тем, которые они себе брали, задач, которые они преследовали. Энгельс ставил задачей наглядно, резко, в крупных штрихах показать Бебелю всю нелепость ходячих (и разделявшихся Лассалем в немалой степени) предрассудков насчет государства. Маркс только мимоходом касается этого вопроса, интересуясь другой темой: развитием коммунистического общества.

Вся теория Маркса есть применение теории развития - в ее наиболее последовательной, полной, продуманной и богатой содержанием форме - к современному капитализму. Естественно, что для Маркса встал вопрос о применении этой теории и к предстоящему краху капитализма и к будущему развитию будущего коммунизма.

На основании каких же данных можно ставить вопрос о будущем развитии будущего коммунизма?

На основании того, что он происходит из капитализма, исторически развивается из капитализма, является результатом действий такой общественной силы, которая рождена капитализмом. У Маркса нет ни тени попыток сочинять утопии, по- попустому гадать насчет того, чего знать нельзя. Маркс ставит вопрос о коммунизме, как естествоиспытатель поставил бы вопрос о развитии новой, скажем, биологической разновидности, раз мы знаем, что она так-то возникла и в таком-то определенном направлении видоизменяется.

Маркс прежде всего отметает прочь ту путаницу, которая Готской программой вносится в вопрос о соотношении государ- ства и общества.

..."Современное общество - пишет он - есть капиталистическое общество, которое существует во всех цивилизованных странах, более или менее свободное от примеси средневековья, более или менее видоизме- ненное особенностями исторического развития каждой страны, более или менее развитое. Напротив того, "современное государство" меняется с каждой государственной границей. В прусско-германской империи оно совершенно иное, чем в Швейцарии, в Англии совершенно иное, чем в Соединенных Штатах. "Современ- ное государство" есть, следовательно, фикция.

Однако, несмотря на пестрое разнообразие их форм, различные государства различных цивилизованных стран имеют между собой то общее, что они стоят на почве современного буржуазного общества, более или менее капиталистически развитого. У них есть поэтому некоторые общие существенные признаки. В этом смысле можно говорить о "современной государственности" в противоположность тому будущему, когда отомрет теперешний ее корень, буржуазное общество.

Вопрос ставится затем так: какому превращению подвергнется государственность в коммунистическом обществе? Другими словами: какие общественные функции останутся тогда, аналогичные теперешним государственным функциям? На этот вопрос можно ответить только научно; и сколько бы тысяч раз ни сочетать слово "народ" со словом "государство", это ни капельки не подвинет его разрешения"...

Высмеяв таким образом все разговоры о "народном государстве", Маркс дает постановку вопроса и как бы предостерегает, что для научного ответа на него можно оперировать только твердо установленными научно данными.

Первое, что установлено вполне точно всей теорией развития, всей наукой вообще, - и что забывали утописты, что забыва- ют нынешние оппортунисты, боящиеся социалистической революции, - это то обстоятельство, что исторически несомненно должна быть особая стадия или особый этап перехода от капитализма к коммунизму.

2. ПЕРЕХОД ОТ КАПИТАЛИЗМА К КОММУНИЗМУ

..."Между капиталистическим и коммунистическим обществом - продолжает Маркс - лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переход- ный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата...

Этот вывод покоится у Маркса на анализе той роли, которую играет пролетариат в современном капиталистическом обществе, на данных о развитии этого общества и о непримиримости противоположных интересов пролетариата и буржуазии.

Раньше вопрос ставился так: чтобы добиться своего освобождения, пролетариат должен свергнуть буржуазию, завоевать политическую власть, установить свою революционную диктатуру.

Теперь вопрос ставится несколько иначе: переход от капиталистического общества, развивающегося к коммунизму, в коммунистическое общество невозможен без "политического переходного периода", и государством этого периода может быть лишь революционная диктатура пролетариата.

Каково же отношение этой диктатуры к демократии? Мы видели, что "Коммунистический Манифест" ставит просто рядом два понятия: "превращение пролетариата в господствующий класс" и "завоевание демократии". На основании всего изложенного выше можно точнее определить, как изменяется демократия в переходе от капитализма к коммунизму.

В капиталистическом обществе, при условии наиболее благоприятного развития его, мы имеем более или менее полный демократизм в демократической республике. Но этот демократизм всегда сжат тесными рамками капиталистической эксплуатации и всегда остается поэтому, в сущности, демократизмом для меньшинства, только для имущих классов, только для богатых. Свобода капиталистического общества всегда остается приблизительно такой же, какова была свобода в древних греческих республиках: свобода для рабовладельцев. Современные наемные рабы, в силу условий капиталистической эксплуатации, остаются настолько задавленными нуждой и нищетой, что им "не до де- мократии", "не до политики", что при обычном, мирном течении событий большинство населения от участия в обществен- но-политической жизни отстранено.

Правильность этого утверждения всего нагляднее, может быть, подтверждается Германией именно потому, что в этом государстве конституционная легальность продержалась удивительно долго и устойчиво почти полвека (1871 - 1914), а социал-демократия за это время гораздо больше, чем в других странах, сумела сделать для "использования легальности" и для организации такой высокой доли рабочих в политическую партию, как нигде в свете.

Какова же эта наиболее высокая из наблюдавшихся в капиталистическом обществе доля политически сознательных и деятельных наемных рабов? Один миллион членов партии социал-демократов - из 15 миллионов наемных рабочих! Три миллиона профессионально организованных - из 15-ти миллионов!

Демократия для ничтожного меньшинства, демократия для богатых, вот каков демократизм капиталистического общества. Если присмотреться поближе к механизму капиталистической демократии, то мы увидим везде и повсюду, и в "мелких", якобы мелких, подробностях избирательного права (ценз оседлости, исключение женщин и т.д.), и в технике представительных учреждений, и в фактических препонах праву собраний (общественные здания не для "нищих"!), и в чис- то капиталистической организации ежедневной прессы и так далее и так далее, - мы увидим ограничения да ограничения демократизма. Эти ограничения, изъятия, исключения, препоны для бедных кажутся мелкими, особенно на глаз того, кто сам никогда нужды не видал и с угнетенными классами в их массовой жизни близок не был (а таково девять десятых, если не девяносто девять сотых буржуазных публицистов и политиков), - но в сумме взятые эти ограничения исключают, выталкивают бедноту из политики, из активного участия в демократии.

Маркс великолепно схватил эту суть капиталистической демократии, сказав в своем анализе опыта Коммуны: угнетенным раз в несколько лет позволяют решать, какой именно из представителей угнетающего класса будет в парламенте представлять и подавлять их!

Но от этой капиталистической демократии, - неизбежно узкой, тайком отталкивающей бедноту, а поэтому насквозь лицемерной и лживой, - развитие вперед не идет просто, прямо и гладко, "ко все большей и большей демократии", как представляют дело либеральные профессора и мелкобуржуазные оппортунисты. Нет. Развитие вперед, т. е. к комму- низму, идет через диктатуру пролетариата и иначе идти не может, ибо сломить сопротивление эксплуа- таторов капиталистов больше некому и иным путем нельзя.

А диктатура пролетариата, т. е. организация авангарда угнетенных в господствующий класс для подавления угнетателей, не может дать просто только расширения, демократии. Вместе с громадным расширением демократизма, впервые стано- вящегося демократизмом для бедных, демократизмом для народа, а не демократизмом для богатеньких, диктатура пролетариата дает ряд изъятии из свободы по отношению к угнетателям, эксплуататорам, капиталистам. Их мы долж- ны подавить, чтобы освободить человечество от наемного рабства, их сопротивление надо сломить силой, - ясно, что там, где есть подавление, есть насилие, нет свободы, нет демократии.

Энгельс прекрасно выразил это в письме к Бебелю, сказав, как вспомнит читатель, что "пролетариат нуждается в госу- дарстве не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда можно будет говорить о свободе, - не будет государства".

Демократия для гигантского большинства народа и подавление силой, т. е. исключение из демократии, эксплуататоров, угнетателей народа, - вот каково видоизменение демократии при переходе от капитализма к коммунизму.

Только в коммунистическом обществе, когда сопротивление капиталистов уже окончательно сломлено, когда капиталисты исчезли, когда нет классов (т. е. нет различия между членами общества по их отношению к общественным средствам производства), - только тогда "исчезает государство и можно говорить о свободе". Только тогда возможна и будет осуществлена демократия действительно полная, действительно без всяких изъятий. И только тогда демократия начнет отмирать в силу того простого обстоятельства, что, избавленные от капиталис- тического рабства, от бесчисленных ужасов, дикостей, нелепостей, гнусностей капиталистической эксплуатации, люди постепенно привыкнут к соблюдению элементарных, веками известных, тысячелетиями повторявшихся во всех пропи- сях, правил общежития, к соблюдению их без насилия, без принуждения, без подчинения, без особого аппарата для принуждения, который называется государством.

Выражение "государство отмирает" выбрано очень удачно, ибо оно указывает и на постепенность процесса и на стихийность его. Только привычка может оказать и несомненно окажет такое действие, ибо мы кругом себя наблюдаем миллионы раз, как легко привыкают люди к соблюдению необходимых для них правил общежития, если нет эксплуата- ции, если нет ничего такого, что возмущает, вызывает протест и восстание, создает необходимость подавления.

Итак: в капиталистическом обществе мы имеем демократию урезанную, убогую, фальшивую, демократию только для богатых, для меньшинства. Диктатура пролетариата, период перехода к коммунизму, впервые даст демократию для народа, для большинства, наряду с необходимым подавлением меньшинства, эксплуататоров. Коммунизм один только в состоянии дать демократию действительно полную, и чем она полнее, тем скорее она станет ненужной, отомрет сама со- бою.

Другими словами: при капитализме мы имеем государство в собственном смысле слова, особую машину для подавления одного класса другим и притом большинства меньшинством. Понятно, что для успеха такого дела, как систематическое подавление меньшинством эксплуататоров большинства эксплуатируемых, нужно крайнее свирепство, зверство подавле- ния, нужны моря крови, через которые человечество и идет свой путь в состоянии рабства, крепостничества, наемни- чества.

Далее, при переходе от капитализма к коммунизму подавление еще необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина "для подавления, "государство" еще необходимо, но это уже переходное государство, это уже не государство в собственном смысле, ибо подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наемных рабов дело настолько, сравнительно, легкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наемных рабо- чих, что оно обойдется человечеству гораздо дешевле. И оно совместимо с распространением демократии на такое подав- ляющее большинство населения, что надобность в особой машине для подавления начинает исчезать. Эксплуататоры, ес- тественное дело, не в состоянии подавить народа без сложнейшей машины для выполнения такой задачи, но народ пода- вить эксплуататоров может и при очень простой "машине", почти что без "машины", без особого аппарата, простой органи- зацией вооруженных масс (вроде Советов рабочих и солдатских депутатов - заметим, забегая вперед).

Наконец, только коммунизм создает полную ненадобность государства, ибо некого подавлять, - "некого" в смысле класса, в смысле систематической борьбы с определенной частью населения. Мы не утописты и нисколько не отрицаем возможности и неизбежности эксцессов отдельных лиц, а равно необходимости подавлять такие эксцессы. Но, во-первых, для этого не нужна особая машина, особый аппарат подавления, это будет делать сам вооруженный народ с такой же простотой и легкостью, с которой любая толпа цивилизованных людей даже в современном обществе разнимает деру-щихся или не допускает насилия над женщиной. А, во-вторых, мы знаем, что коренная социальная причина эксцессов, со- стоящих в нарушении правил общежития, есть эксплуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причи- ны, эксцессы неизбежно начнут "отмирать". Мы не знаем, как быстро и в какой постепенности, но мы знаем, что они будут отмирать. С их отмиранием отомрет и государство.

Маркс, не пускаясь в утопии, определил подробнее то, что можно теперь определить относительно этого будущего, именно: различие низшей и высшей фазы (ступени, этапа) коммунистического общества.

¹«По учению философов, государство есть "осуществление идеи" или, переведенное на философский язык, царство божие на земле, государство является таким поприщем, на котором осуществляется или должна осуществиться вечная истина и справедливость».

Речь идет о Гегеле, и я должен снять недоразумение. Говоря, что государство есть "осуществление идеи", Гегель не имеет в виду всякое государство, т. е. государство в любом его состоянии. Гегель говорит о сущности государства, и это значит, что только истинное государство есть осуществление идеи государства! Неистинное, дурное государство не есть осуществление идеи государства, или логической идеи! Такова диалектика государства. Поэтому и Маркс говорит о государстве в коммунистическом обществе. Коммунистическое государство есть истинное государство, а именно осуществление идеи государства, идеи нравственности. Эта идея – коммунистическая идея. Она не вымысел, она есть логика развития природы и духа, логика всех вещей.

Положение Гегеля «о государстве как осуществлении идеи» мы должны рассматривать с точки зрения развития понятия государства, как, впрочем, следует рассматривать диалектику всех вещей, – смотреть на них в процессе их развития.

Капиталистическое государство есть дурное, неистинное государство. О таком государстве говорит Ленин. Но не о таком государстве говорит Гегель, когда имеет в виду "государство как осуществление идеи". Ленин и Гегель имеют в виду различные стадии развития государства. Капиталистическое государство (диктатура буржуазии) подлежит уничтожению диктатурой пролетариата. Отмирание государства есть отмирание насилия, т. е. снятие противоречия в идею неклассового коммунистического общества. А это и есть государство абсолютной идеи.

«Петиция рабочих и жителей Петербурга для подачи Николаю II 9 января 1905 г.»

5. ПРЕДИСЛОВИЕ 1891 ГОДА К "ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ" МАРКСА

6. ЭНГЕЛЬС О ПРЕОДОЛЕНИИ ДЕМОКРАТИИ

ГЛАВА V

ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ОТМИРАНИЯ ГОСУДАРСТВА

1. ПОСТАНОВКА ВОПРОСА МАРКСОМ

2. ПЕРЕХОД ОТ КАПИТАЛИЗМА К КОММУНИЗМУ

© 2004 - 2010 "ИСТИНА" Кимний Дата изменения: 10.06.2010

© 2004 - 2010 "ИСТИНА" Кимний
Дата изменения: 10.06.2010