Религия ²

Головной перл невежества, которым обыденное мышление сокрушало СССР, был так же туп, как те номенклатурщики, что им орудовали: "Ленин в конце жизни отказался от марксизма!" – мучительно орала партийная пресса.

«В мечтаниях старых кооператоров много фантазии. Они смешны часто своей фантастичностью. Но в чем же состоит их фантастичность? В том, что люди не понимают основного, коренного значения политической борьбы рабочего класса за свержение господства эксплуататоров. Теперь у нас это свержение состоялось, и теперь многое из того, что было фантастического, даже романтического, даже пошлого в мечтаниях старых кооператоров, становится самой неподкрашенной действительностью.

У нас, действительно, раз государственная власть в руках рабочего класса, раз этой государственной власти принадлежат все средства производства, у нас, действительно, задачей осталось только кооперирование населения. При условии максимального кооперирования населения само собой достигает цели тот социализм, который ранее вызывал законные насмешки, улыбку, пренебрежительное отношение к себе со стороны людей, справедливо убежденных в необходимости классовой борьбы, борьбы за политическую власть и т. д. И вот не все товарищи дают себе отчет в том, какое теперь гигантское, необъятное значение приобретает для нас кооперирование России... В самом деле, власть государства на все крупные средства производства, власть государства в руках пролетариата, союз этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян, обеспечение руководства за этим пролетариатом по отношению к крестьянству и т. д. – разве это не все, что нужно для того, чтобы из кооперации, из одной только кооперации, которую мы прежде третировали, как торгашескую, и которую с известной стороны имеем право третировать теперь при нэпе так же, разве это не все необходимое для построения полного социалистического общества? Это еще не построение социалистического общества, но это все необходимое и достаточное для этого построения...

Строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата над буржуазией – это есть строй социализма». Ленин. 45, 369-73

«Всегда, когда я писал о новой экономической политике, я цитировал свою статью 1918 года о государственном капитализме. Это вызывало не раз сомнения некоторых молодых товарищей. Но их сомнения направлялись преимущественно по адресу абстрактно-политическому.

Им казалось, что нельзя называть государственным капитализмом тот строй, при котором средства производства принадлежат рабочему классу и этому рабочему классу принадлежит власть. Однако они не замечали, что у меня название «государственный капитализм» употреблялось: во-первых, для исторической связи нашей теперешней позиции с позицией в моей полемике против так называемых левых коммунистов, а также я уже тогда доказывал, что государственный капитализм был бы выше нашей современной экономики; для меня важно было установить преемственную связь обычного государственного капитализма с тем необычным, даже совсем необычным, государственным капитализмом, о котором я говорил, вводя читателя в новую экономическую политику. Во-вторых, для меня всегда была важна практическая цель. А практическая цель нашей экономической политики состояла в получении концессий; концессии уже несомненно были бы в наших условиях чистым типом государственного капитализма. Вот в каком виде представлялись для меня рассуждения о государственном капитализме.

Но есть еще одна сторона дела, при которой нам может понадобиться государственный капитализм или, по крайней мере, сопоставление с ним. Это вопрос о кооперации.

Несомненно, что кооперация в обстановке капиталистического государства является коллективным капиталистическим учреждением. Несомненно также, что в обстановке нашей теперешней экономической действительности, когда мы соединяем частнокапиталистические предприятия, – но не иначе, как на общественной земле, и не иначе, как под контролем государственной власти, принадлежащей рабочему классу, – с предприятиями последовательно-социалистического типа (и средства производства принадлежат государству, и земля, на которой стоит предприятие, и все предприятие в целом), то тут возникает вопрос еще о третьем виде предприятий, которые раньше не имели самостоятельности с точки зрения принципиального значения, именно: о предприятиях кооперативных.

При частном капитализме предприятия кооперативные отличаются от предприятий капиталистических, как предприятия коллективные от предприятий частных. При государственном капитализме предприятия кооперативные отличаются от государственно-капиталистических, как предприятия частные, во-первых, и коллективные, во-вторых. При нашем существующем строе предприятия кооперативные отличаются от предприятий частно-капиталистических, как предприятия коллективные, но не отличаются от предприятий социалистических, если они основаны на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, т. е. рабочему классу.

Вот это обстоятельство у нас недостаточно учитывается, когда рассуждают о кооперации. Забывают, что кооперация получает у нас, благодаря особенности нашего государственного строя, совершенно исключительное значение. Если выделить особо концессии, которые, кстати сказать, не получили у нас сколько-нибудь значительного развития, то кооперация в наших условиях сплошь да рядом совершенно совпадает с социализмом.

Поясню свою мысль. В чем состоит фантастичность планов старых кооператоров, начиная с Роберта Оуэна? В том, что они мечтали о мирном преобразовании социализмом современного общества без учета такого основного вопроса, как вопрос о классовой борьбе, о завоевании политической власти рабочим классом, о свержении господства класса эксплуататоров. И поэтому мы правы, находя в этом «кооперативном» социализме сплошь фантастику, нечто романтическое, даже пошлое в мечтаниях о том, как простым кооперированием населения можно превратить классовых врагов в классовых сотрудников и классовую войну в классовый мир (так называемый гражданский мир).

Несомненно, что с точки зрения основной задачи современности мы были правы, ибо без классовой борьбы за политическую власть в государстве социализм не может быть осуществлен.

Но посмотрите, как изменилось дело теперь, раз государственная власть уже в руках рабочего класса, раз политическая власть эксплуататоров свергнута и раз все средства производства (кроме тех, которые рабочее государство добровольно отдает на время и условно эксплуататорам в концессию) находятся в руках рабочего класса.

Теперь мы вправе сказать, что простой рост кооперации для нас тождественен (с указанным выше «небольшим» исключением) с ростом социализма, и вместе с этим мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Эта коренная перемена состоит в том, что раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную «культурную» работу. Я готов сказать, что центр тяжести для нас переносится на культурничество, если бы не международные отношения, не обязанность бороться за нашу позицию в международном масштабе. Но если оставить это в стороне и ограничиться внутренними экономическими отношениями, то у нас действительно центр тяжести работы сводится к культурничеству.

Перед нами являются две главные задачи, составляющие эпоху. Это – задача переделки нашего аппарата, который ровно никуда не годится и который перенят нами целиком от прежней эпохи; переделать тут серьезно мы ничего за пять лет борьбы не успели и не могли успеть. Вторая наша задача состоит в культурной работе для крестьянства. А эта культурная работа в крестьянстве, как экономическая цель, преследует именно кооперирование. При условии полного кооперирования мы бы уже стояли обеими ногами на социалистической почве. Но это условие полного кооперирования включает в себя такую культурность крестьянства (именно крестьянства, как громадной массы), что это полное кооперирование невозможно без целой культурной революции.

Нам наши противники не раз говорили, что мы предпринимаем безрассудное дело насаждения социализма в недостаточно культурной стране. Но они ошиблись в том, что мы начали не с того конца, как полагалось по теории (всяких педантов), и что у нас политический и социальный переворот оказался предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы все-таки теперь стоим.

Для нас достаточно теперь этой культурной революции для того, чтобы оказаться вполне социалистической страной, но для нас эта культурная революция представляет неимоверные трудности и чисто культурного свойства (ибо мы безграмотны), и свойства материального (ибо для того, чтобы быть культурными, нужно известное развитие материальных средств производства, нужна известная материальная база)». Ленин. 45, 373-77

29 января 2004 года газета "Миг" выдала на-гора иудейского бытия опус московского щелкопера Самсона Мадиевского "Чужой среди своих". Сей перл антикоммунистического невежества создан к 80-летию со дня смерти Ленина. Раскалывая тупую породу буржуазного мышления, заглядываю в преисподнюю идеологии капитала.

Мадиевский пишет: «В 1921-1922 годах последовало поэтапное углубление нэпа, внедрение рыночных принципов во все сферы управления народным хозяйством. В ходе этого процесса тактика переросла в стратегию, и в последних своих произведениях Ленин пришел, по его словам, к"коренной перемене всей точки зрения на социализм". Впервые среди коммунистов прозвучал призыв пересмотреть ортодоксально-марксистские взгляды на рынок, признать его, вместе с "частным торговым интересом", частным производством и капиталом, атрибутом экономического механизма при социализме». С. Мадиевский. Чужой среди своих. "Миг". 29.01.04

Состряпав якобы ленинский "призыв пересмотреть ортодоксально-марксистские взгляды на рынок", Мадиевский скармливает "рабочему быдлу" свое ядовитое чтиво: «В последних своих произведениях Ленин пришел, по его словам, к "коренной перемене всей точки зрения на социализм".

Однако Ленин и пишет иначе, и мыслит иное: «... Мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм» (смотри выше).

Как видим, Мадиевский вырвал из ленинского предложения ключевое слово "нашей". Это искажение первоисточника извращает его смысл. Блеф Мадиевского о «коренной перемене всей точки зрения на социализм» означает отказ Ленина от учения Маркса и возврат к капитализму. Однако ленинское понятие «коренной перемены всей точки зрения нашей на социализм» означает движение к социализму на основе учения Маркса, наш переход от эпохи капитализма к эпохе социализма. Этот наш переход и есть на самом деле перемена всей точки зрения нашей на социализм.

СМЫСЛ «коренной перемены всей точки зрения нашей на социализм»

Мышление человека есть его точка зрения. Дух есть мышление разумное и всеобщее. Точка зрения человека (единичное) и точка зрения духа (абсолютное) различаются как субъективность и объективность, как единичное и всеобщее. Единичность разумна и истинна, если она соответствует своему понятию, т. е. тождественна всеобщему. Всеобщее – это не сумма единичностей, не сложение субъективности, а тождество единичного и всеобщего – абсолютное, знание понятия.

В определении Ленина «...Мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм» дело идет не о единичном, не об изменении точки зрения автора (и его товарищей) на социализм. Дело идет о нашем переходе к новой эпохе. Это переход пролетариата от действительности капитализма к действительности социализма, от теории – к практике социалистического строительства. Этот фактический переход из старой эпохи в новую требует изменения всей точки зрения нашей на социализм. Ибо переход этот есть изменение точки зрения духа на действительность. Таким образом, «коренная перемена всей точки зрения нашей на социализм» необходима не по субъективной причине, не из-за якобы неудачи социализма. Нет. «Коренная перемена всей точки зрения нашей на социализм» вызвана объективным ходом истории, определяется победой социалистической революции, благодаря которой классовое противоречие духа снято в идею и образовано государство пролетариата – неклассовое общество, основа государства нравственности. В связи с действительно объективным ходом вещей «мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм». Теперь же, дабы воистину соответствовать понятию духа, мы должны заняться культурничеством.

Проиллюстрирую определенное Лениным положение диалектики, основанное на различии понятия кооперации при капитализме и при социализме: "Простой рост кооперации для нас тождественен с ростом социализма, и вместе с этим мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм".

Коренная точка зрения наша на социализм сначала находилась на почве капитализма, т. е. дух был в капиталистической действительности, теоретизировал о социализме и готовил революционное преобразование капиталистической действительности. Осуществив социалистическую революцию, уничтожив частную собственность на средства производства и тем самым сняв классовое противоречие, дух перешел в эпоху социализма, в качество неклассового общества. Таким образом, вся точка зрения наша на социализм не может не перейти на почву социализма, поскольку мы действительно уже находимся в неклассовом социалистическом обществе и стоим на почве социализма.

Невозможно не признать "коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм", когда мы уже стоим на почве социализма, когда мы есть уже государство пролетариата. Поэтому "мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм". На схеме показана коренная точка зрения наша на социализм и ее эпохальная перемена.

КОРЕННАЯ переменА ВСЕЙ точки зрения НАШЕЙ на социализм

«При условии полного кооперирования мы бы уже

стояли обеими ногами на социалистической почве»

Раньше, – до социалистической революции, когда точка зрения наша на социализм (наша жизнь) в корне находилась на почве капитализма, – мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д.

Теперь, – после социалистической революции, когда дух в "корнях" своих (в понятии) конституирован на почве социализма, когда понятие идеи стало действительностью, – мы вынуждены признать, что вся точка зрения наша на социализм (наша жизнь) в корне находится в эпохе социализма. Таким образом, мы признаем не "новую" точку зрения, а переход всей точки зрения нашей в новую эпоху. Именно таким образом, придя к действительности социализма, мы вынуждены, т. е. обязаны признать, не можем не признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Такова необходимость, осуществленная свобода духа, а вместе с тем – наша свобода. Теперь же центр тяжести для нас переносится на культурничество.

«Теперь мы вправе сказать, что простой рост кооперации для нас тождественен (с указанным выше «небольшим» исключением) с ростом социализма, и вместе с этим мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Эта коренная перемена состоит в том, что раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную «культурную» работу... Центр тяжести для нас переносится на культурничество... У нас действительно центр тяжести работы сводится к культурничеству». Ленин. 45. 376

Когда мы находимся в эпохе капитализма, вся точка зрения наша на социализм является теоретической, а действительность – капиталистической. Когда мы шагнули в эпоху социализма, мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Ибо корни нашей точки зрения (дух, мышление, государство) находятся теперь в эпохе социализма. Теперь вся точка зрения наша на социализм (и теория, и практика) пребывает в действительности социализма.

Картина происходящего выглядит таким образом: раньше точка зрения наша (мышление, государство, дух) находится в эпохе капитализма. Это – капиталистическая действительность, отрицание свободы духа. С этой точки зрения социализм не был действительностью, а был лишь теорией, будущей действительностью. После социалистической революции точка зрения наша (мышление, государство, дух) находится уже в эпохе социализма и есть действительность социализма.

Коренная перемена всей точки зрения нашей на социализм состоит в том, что раньше дух был занят политической борьбой за власть, достижением революционной победы над буржуазией, а теперь, с победой социалистической революции, являясь государством пролетариата, дух переносит центр тяжести на мирную организационную "культурную" работу, на культурничество.

«Теперь мы вправе сказать, что простой рост кооперации для нас тождественен (с указанным выше «небольшим» исключением) с ростом социализма, и вместе с этим мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Эта коренная перемена состоит в том, что раньше мы центр тяжести клали и должны были класть на политическую борьбу, революцию, завоевание власти и т. д. Теперь же центр тяжести меняется до того, что переносится на мирную организационную «культурную» работу. Я готов сказать, что центр тяжести для нас переносится на культурничество, если бы не международные отношения, не обязанность бороться за нашу позицию в международном масштабе. Но если оставить это в стороне и ограничиться внутренними экономическими отношениями, то у нас действительно центр тяжести работы сводится к культурничеству». Ленин. 45. 376

До революции социализм был для нас мечтой. С победой революции мы взошли на ступень реальной политической власти, став государством пролетариата. Социализм для нас есть реальность. Таким образом, если до социалистической революции мы смотрели на социализм с точки зрения прежней эпохи, т. е. стояли на почве старой, призрачной действительности, а социализм был для нас лишь будущим, то после революции «мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм», ибо мы теперь смотрим на социализм с точки зрения начала действительности абсолютной идеи. Вот почему и в каком смысле следует говорить о «коренной перемене всей точки зрения нашей на социализм».

Нарисуем путь от капитализма к социализму. Находясь в действительности капитализма, вся точка зрения наша на социализм в корне есть теория социализма, а бытие – капитализм. Когда из непосредственной действительности капитализма мы революционно перешли к действительности социализма, то вся точка зрения наша на социализм в корне переменилась: она исторически сместилась, ибо мы перешли в другую эпоху и находимся уже в действительности социализма. Мы уже не в теории, мы практически воплощаем абсолютную, или коммунистическую, идею – идею Бога – единство теоретической и практической идеи.

«В статье "О кооперации", продиктованной полупарализованным Лениным в январе 1923 года, говорилось: при названных условиях "простой рост кооперации для нас тождествен... с ростом социализма", ибо "при нашем существующем строе предприятия кооперативные не отличаются от предприятий социалистических". Сказать так о предприятиях, которые объединяли, в отличие от артелей и коммун, частных товаропроизводителей, сохранявших хозяйственную самостоятельность, мог, действительтно, лишь тот, в чьем сознании совершалась указанная перемена. Ленин, по оценке Ю. М. Буртина и Ю. М. Иванова, стоял на пороге признания того, что сегодня именуют "рыночным социализмом". Мадиевский. Там же.

Мадиевский снова урезает высказывание Ленина и цитирует его так: "При нашем существующем строе предприятия кооперативные не отличаются от предприятий социалистических".

Путем подлости Мадиевский навязывает пролетариату ложный вывод о Ленине: "сказать так... мог, действительно, лишь тот, в чьем сознании совершалась указанная перемена", что означает, по Мадиевскому, следующее: "Ленин... стоял на пороге признания того, что сегодня именуют "рыночным социализмом".

Однако Ленин и пишет иначе, и мыслит иное. Цитирую: «При нашем существующем строе предприятия кооперативные отличаются от предприятий частно-капиталистических, как предприятия коллективные, но не отличаются от предприятий социалистических, если они основаны на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, т. е. рабочему классу».

Как видим, отнюдь не безвинное изъятие совершает Мадиевский. Он совершает кражу, он утаивает значительную часть ленинского предложения. Он поступает так, как поступает капиталист: он присваивает чужой труд. Он лишает автора логики его труда, он отчуждает продукт труда от его создателя. Украденное Мадиевским (что выделено красным цветом) – это именно то, что необходимо для истинного понимания ленинской мысли: «если они (кооперативные предприятия . - Кимн.) основаны на земле, при средствах производства, принадлежащих государству, т. е. рабочему классу».

«Н. А. Бердяев и вслед за ним А. Д. Сахаров считали: исходный импульс Ленина, как и многих революционеров, был нравственным; тем, чем они стали впоследствии, сделала их логика борьбы за воплощение утопии. В качестве вождя Октября Ленин дал выход накопленному веками протесту социальных низов против эксплуатации и угнетения, порыву их к лучшей, более справедливой жизни. И вместе с тем - чувствам социальной зависти, мести, радости разрушения. А объективно послужил тому, что эксплуатация, угнетение, насилие возродились в новой, более жестокой форме. Проведя революцию от "победы к победе", через кровь и страдания миллионов людей, увидел себя и партию на краю пропасти. В нэпе нашел выход из тупика. А затем, преодолевая себя, пересмотрел и перспективу. Успел и смог сделать это лишь частично. Но и этого оказалось достаточно, чтобы ощутить себя «чужим среди своих». Мадиевский. Там же.

Третий сколок буржуазного мышления открыто выставляет человечеству свою сущность – мерзкую, лживую, бездуховную, бесчеловечную природу капитализма. Здесь не требуется философское рассмотрение мадиевского перломудрия.

Мы изобличили тихую ложь апологетов капитала. При Горбачеве поджигатели истории врали спешно, лихорадочно: «Ленин пересмотрел точку зрения на социализм!» – и все тут. Мадиевский стоит на пепелище пролетарского государства и лжет неспешно. Но лихорадка в нем все же осталась, поскольку в глубине души он побаивается встречи то ли с Фениксом, то ли с Феликсом пролетарской революции.

У Гегеля вовсе не все, что существует, является безоговорочно также и действительным.

КАПИТАЛИЗМ НЕ ЕСТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ, НО СУЩИЙ АД

«Далее, часто также утверждали, что Бог как высшее существо не может быть познан. Это вообще точка зрения современного просвещения и, строже говоря, точка зрения абстрактного рассудка, который удовлетворяется тем, что говорит: есть высшее существо – и на этом успокаивается. Когда говорят так и рассматривают Бога лишь как высшее потустороннее существо, то тем самым утверждают мир в его непосредственности, как нечто прочное, положительное и при этом забывают, что сущность есть как раз снятие всего непосредственного. Бог как абстрактная, потусторонняя сущность, вне которой, следовательно, лежат различие и определенность, есть на самом деле одно только название, одно только caput mortuum (мертвая голова. – лат.) абстрагирующего рассудка. Истинное познание Бога начинается знанием того, что вещи в их непосредственном бытии не обладают истиной». Гегель. 1, 267

О великой силе разума, познающего и бесстрашно изменяющего мир непосредственного бытия, Иисус Христос и Карл Маркс говорят так:

«Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается». Иоан. 14, 27

«А у входа в науку, как и у входа в ад, должно быть выставлено требование: «Здесь нужно, чтоб душа была тверда; здесь страх не должен подавать совета» Маркс (см. выше).

Это особенно важно знать сейчас, когда мощами украинской оппозиции мировая буржуазия совершает контрреволюционный антихристианский переворот, заманивая философски безграмотные массы в стихию непосредственного бытия, во власть абстрактного понятия государства и демократии. Буржуазная вера есть язычество, т. е. субъективный идеализм, – отказ от познания сущности явлений, отрицание законов развития духа.

«... Знаменитое положение Гегеля: «Все действительное разумно; все разумное действительно» … У Гегеля вовсе не все, что существует, является безоговорочно также и действительным». Энгельс. 21, 274

«Вдумчивое рассмотрение мира уже различает между тем, что в обширном царстве внешнего и внутреннего наличного бытия представляет собой лишь преходящее и незначительное, лишь явление, и тем, что в себе поистине заслуживает название действительности». Гегель. 1, 89

«В отличие от голого явления действительность как прежде всего единство внутреннего и внешнего так мало противостоит разуму, что она, наоборот, насквозь разумна, и то, что неразумно, именно поэтому не должно рассматриваться как действительное… Действительность, несомненно, составляет принцип аристотелевской философии; это, однако, не вульгарная действительность непосредственного наличного, а идея как действительность». Гегель. 1, 314

Капитализм – вульгарная действительность непосредственного наличного бытия – не соответствует понятию нравственности, не есть действительность и потому идет ко дну.

«Только Бог есть истинное соответствие понятия и реальности. Но все конечные вещи имеют в себе неистинность, их существование не соответствует их понятию. Поэтому они должны пойти ко дну (zugrunde gehen), и эта их гибель служит проявлением несоответствия между их понятием и их существованием... Вопрос сводится, следовательно, к выяснению того, что суть формы бесконечного и что суть формы конечного. В обыденном сознании не возникает никаких подозрений при пользовании конечными определениями мышления, и оно без околичностей признает за ними значимость. Но все заблуждения происходят оттого, что мыслят и действуют согласно конечным определениям». Гегель. 1, 126-27

Оранжевая болезнь в Украине вызвана обыденным буржуазным рассудком, который по своей природе мыслит и действует согласно конечным определениям государства, демократии, собственности, стоимости, совести, свободы и т. д. Волей капитала и анархией обыденного мышления такие конечные определения, тысячелетия душившие трудящихся, снова всплыли на поверхность. Волей пролетариата конечные понятия опять пойдут ко дну и восторжествует истина, если... Если трудящиеся не устрашатся обнаглевшего призрака капитала и не позволят укрепиться классу буржуазии, возрождающему на Украине власть антихриста, власть частной собственности.

«… Нечто жизненно, только если оно содержит в себе противоречие и есть именно та сила, которая в состоянии вмещать в себе это противоречие и выдерживать его. Если же нечто существующее не в состоянии в своем положительном определении в то же время перейти в свое отрицательное определение и удержать одно в другом, если оно не способно иметь в самом себе противоречие, то оно не живое единство, не основание, а погибает в противоречии. – Спекулятивное мышление состоит лишь в том, что мышление удерживает противоречие и в нем – само себя, а не в том, чтобы, как это свойственно представлению, позволять противоречию господствовать над ним и растворять его определения лишь в другие определения или в ничто». Гегель. Наука логики. 483-85

«…Все вещи сами по себе противоречивы, причем в том смысле, что это положение сравнительно с прочими скорее выражает истину и сущность вещей… Но один из основных предрассудков прежней логики и обыденного представления – это мнение, будто противоречие не такое существенное и имманентное определение, как тождество; но если уж речь идет об иерархии и оба определения надо сохранить как раздельные, то противоречие следовало бы признать более глубоким и более существенным. Ибо в противоположность ему тождество есть лишь определение простого непосредственного, определение безжизненного бытия; противоречие же есть корень всякого движения и жизненности; лишь поскольку нечто имеет в самом себе противоречие, оно движется, имеет побуждение и деятельно». Гегель. Там же. 483

«В высшей степени важно уяснить себе, как следует понимать и познавать диалектическое. Оно является вообще принципом всякого движения, всякой жизни и всякой деятельности в сфере действительности… Диалектическое есть также душа всякого истинно научного познания… Конечное ограничивается не только извне, но и снимается благодаря своей собственной природе и благодаря себе самому переходит в свою противоположность…Вообще конечное в себе противоречиво и вследствие этого снимает себя». Гегель. 1, 206

«Обычно противоречие, во-первых, устраняют из вещей, из сущего и истинного вообще, утверждая, что нет ничего противоречивого. Во-вторых, оно, напротив, вытесняется в субъективную рефлексию, которая будто бы полагает его лишь своим соотнесением и сравниванием. Но собственно говоря, и в этой рефлексии его нет, ибо противоречивое, уверяют, нельзя ни представить себе, ни мыслить. Вообще противоречие, будь это в сфере действительного или в мыслящей рефлексии, признается случайностью, как бы ненормальностью и преходящим пароксизмом.

Что касается утверждения, будто противоречия нет, будто оно не существует, то такого рода заверение не должно нас тревожить; абсолютное определение сущности должно иметь место во всяком опыте, во всем действительном, равно как и в любом понятии. Выше, говоря о бесконечном, которое есть противоречие, обнаруживающееся в сфере бытия, было уже указано на нечто подобное. Но обыденный опыт сам свидетельствует о том, что имеется по меньшей мере множество противоречивых вещей, противоречивых устроений и т. д., противоречие которых находится не только во внешней рефлексии, а в них самих. Но кроме того, противоречие не следует считать какой-то ненормальностью, встречающейся лишь кое-где: оно есть отрицательное в своем существенном определении, принцип всякого самодвижения, состоящего не более как в изображении противоречия. Само внешнее чувственное движение есть непосредственное наличное бытие противоречия. Нечто движется не так, что оно в этом «теперь» находится здесь, а в другом «теперь» там, а только так, что оно в одном том же «теперь» находится здесь и не здесь, в одно и то же время находясь и не находясь в этом «здесь». Необходимо согласиться с древними диалектиками, что указанные ими противоречия в движении действительно существуют; но отсюда не следует, что движения поэтому нет, а следует, напротив, что движение – это само налично сущее противоречие…

Абстрактное тождество с собой еще не есть жизненность; оттого, что положительное есть в себе самом отрицательность, оно выходит вовне себя и начинает изменяться. Таким образом, нечто жизненно, только если оно содержит в себе противоречие и есть именно та сила, которая в состоянии вмещать в себе это противоречие и выдерживать его. Если ж нечто существующее не в состоянии в своем положительном определении в то же время перейти в свое отрицательное определение и удержать одно в другом, если оно не способно иметь в самом себе противоречие, то оно не живое единство, не основание, а погибает в противоречии. – Спекулятивное мышление состоит лишь в том, что мышление удерживает противоречие и в нем – само себя, а не в том, чтобы, как это свойственно представлению, позволять противоречию господствовать над ним и растворять его определения лишь в другие определения или в ничто…

Представление всюду имеет, правда, своим содержанием противоречие, но не доходит до осознания его; представление остается внешней рефлексией, переходящей от одинаковости к неодинаковости или от отрицательного соотношения к рефлектированности различенных определений в себя. Внешняя рефлексия сопоставляет эти два определения внешним образом и имеет в виду лишь их, а не их переход, который составляет суть и содержит противоречие…

Мыслящий разум заостряет, так сказать, притупившееся различие разного, простое многообразие представления, до существенного различия, до противоположности. Лишь доведенные до крайней степени противоречия, многообразные моменты становятся деятельными и жизненными по отношению друг к другу и приобретают в нем ту отрицательность, которая есть имманентная пульсация самодвижения и жизненности… Обычный страх, который представляющее, не-спекулятивное мышление испытывает перед противоречием, как природа перед vacuum (пустотой), отвергает этот вывод, ибо такое мышление не идет дальше одностороннего рассмотрения разрешения противоречия в ничто и не познает его положительной стороны, с которой противоречие становится абсолютной деятельностью и абсолютным основанием.

Из рассмотрения природы противоречия вообще следовало, что если в той или иной вещи можно обнаружить противоречие, то это само по себе еще не есть, так сказать, изъян, недостаток или погрешность этой вещи. Наоборот, каждое определение, каждое конкретное, каждое понятие есть по своему существу единство различенных и различимых моментов, которые благодаря определенному, существенному различию становятся противоречивыми. Это противоречивое действительно разрешается в ничто, оно возвращается в свое отрицательное единство. Вещь, субъект, понятие есть именно само это отрицательное единство; оно нечто в себе самом противоречивое, но точно так же и разрешенное противоречие; оно основание, которое содержит свои определения и есть их носитель». Гегель. Наука логики. 483-87

«…Нельзя считать виною какого-нибудь предмета или познания, если они по своему характеру или в силу некоторой внешней связи выказывают себя диалектическими». Ленин. 29, 206. Из Гегеля.

«Мыслящий разум заостряет, так сказать, притупившееся различие различного, простое разнообразие представлений до существенного различия, до противоположности. Лишь таким путем многообразные, доведенные до заостренности противоречия, становятся подвижными и живыми по отношению друг к другу и приобретают в нем ту отрицательность, которая есть внутренняя пульсация самодвижения и жизненности…». Ленин. 29, 128. Из Гегеля.

«То, что принадлежит к внешней природе, гибнет в силу противоречия; например, если бы золоту был придан другой удельный вес, чем оно имеет, то как золото, оно должно было бы перестать существовать. Но дух обладает силой сохраняться и в противоречии, а следовательно, и в страдании, возвышаясь как над злом, так и над недугом. Обыкновенная логика ошибается поэтому, думая, что дух есть нечто, всецело исключающее из себя противоречие. Всякое сознание, напротив, содержит в себе некоторое единство и некоторую разделенность и тем самым противоречие: так, например, представление дома есть нечто моему «я» вполне противоречащее и тем не менее им переносимое. Противоречие, однако, потому переносится духом, что этот последний не имеет в себе ни одного определения, про которое он не знал бы, что оно положено им самим и, следовательно, им же самим вновь может быть снято. Эта власть духа над всем имеющимся в нем содержанием составляет основу свободы духа. Однако в своей непосредственности дух свободен только в себе, только по своему понятию, или в возможности, но еще не в действительности. Действительная свобода не есть поэтому нечто непосредственно сущее в духе, но нечто такое, что еще только должно быть порождено его деятельностью. Как такого породителя своей свободы нам предстоит рассмотреть дух в науке. Все развитие понятия духа представляет собой только самоосвобождение духа от всех форм наличного бытия, не соответствующих его понятию, – освобождение, осуществляемое благодаря тому, что эти формы преобразуются в некоторую действительность, полностью соответствующую понятию духа». Гегель. 3, 26

Коммунистическая Революция есть развитие понятия духа, представляющее собой самоосвобождение духа от не соответствующих его понятию форм наличного бытия – освобождение от буржуазного понятия государства, собственности и свободы. Это процесс отрицания отрицания, в котором снимается противоречие названных форм наличного бытия и достигается тождество противоположностей. Дух знает о классовом противоречии, ибо это его собственное противоречие, и, снимая это противоречие в идею, дух таким образом в действительности осуществляет свою свободу в качестве неклассового коммунистического общества. Так дух совершает добро вопреки противостоящей ему, другой по отношению к нему, буржуазной действительности и переводит свою "точку зрения на социализм" в действительность социализма.

Разум не позволяет опутать себя ложными понятиями свободы и совести, с которыми "оранжевые" Украины устремились на подавление остатков пролетарской власти. Разум не путает борьбу с коррупцией и борьбу с государством пролетариата. Коррупция – сущность капитала, а трудящимся, в отличие от буржуазии, некого, незачем и нечем подкупать. Поэтому для пролетариата борьба с коррупцией есть борьба за свое пролетарское государство, борьба против буржуазии как источника коррупции. Для буржуазии же борьба с коррупцией есть ширма, за которой скрывается борьба капитала против государства пролетариата. Капитализм есть коррупция, разврат, безнравственность, преступление против человечества. Пролетариат должен различать понятия и обязан отстоять свою власть. А с коррупцией в своем государстве он как-нибудь справится сам. Но если пролетариат потеряет свое государство, то приобретет действительность государства коррупционного, а вместе с тем свою нищету и гибель. Классовая борьба не пролетариатом инициируется, и не пролетариату в этой борьбе отступать. Коррупция есть действительность капитализма. Социализм есть отрицание частной собственности, а следовательно и отрицание коррупции, являющейся душой частной собственности и способом достижения интересов единичного не для всеобщего, а за счет всеобщего. А если социализм не отрицает коррупцию, то это не социализм.

В навязанной пролетариату классовой борьбе он должен совершить добро вопреки противостоящей ему, другой по отношению к нему, коррупционной, т. е. буржуазной, действительности. Но если бы цель добра деятельностью пролетариата все-таки не была бы выполнена, то это стало бы возвратом понятия на ту точку зрения, которую понятие имело до своей деятельности, – на точку зрения, с которой действительность определяется как ничтожная и все же предположена как реальная, – на почву капитализма, к ничтожной действительности буржуазной "нравственности", к противоречию частной собственности, к классовому обществу, разделенному на кучку миллионеров и огромную массу безропотных неимущих.

«Далее следует указать, что спекулятивное есть вообще не что иное, как разумное (и именно положительно разумное), поскольку оно мыслится. В повседневной жизни слово «спекуляция» употребляется в очень смутном и одновременно очень вторичном смысле; так, например, говорят о торговых или брачных спекуляциях, имея в виду, с одной стороны, то, что в этих предприятиях выходит за пределы непосредственно наличного, и, с другой – то их содержание, которое еще лишь субъективно, но не должно оставаться таковым, а должно реализоваться и переместиться в область объективного» Гегель. 1, 211

Совершение украинским пролетариатом добра вопреки сговору парламентской шушеры и всемирных кровососов, укореняющих в Украине интересы обнаглевшего буржуазного сословия, есть необходимость, пока оранжевые не уничтожили экономику и не погубили еще теплящееся благополучие трудящихся.

«Совершение добра вопреки противостоящей ему, другой по отношению к нему действительности, есть то опосредствование, которое по существу необходимо для непосредственного соотношения и действительного осуществления добра»... «Но если бы цель добра этим (деятельностью. – Кимн.) все-таки не была бы выполнена, то это было бы возвратом понятия на ту точку зрения, которую понятие имело до своей деятельности, – на точку зрения, с которой действительность определяется как ничтожная и все же предположена как реальная; возврат становится прогрессом в дурную бесконечность и имеет свое основание единственно том, что при снятии указанной абстрактной реальности это снятие также непосредственно забывается, или забывается, что эта реальность, наоборот, уже была предположена как сама по себе ничтожная, не объективная действительность». Ленин. 29, 198-99. Из Гегеля.

«…Необходимо, чтобы обе противостоящие друг другу самости в своем наличном бытии, в своем бытии-для-другого полагали бы себя как то и взаимно признавали бы себя за то, что они есть в себе, или по своему понятию, – именно не только за природные, но и за свободные существа. Только так осуществляется истинная свобода, ибо ввиду того, что эта последняя состоит в тождестве меня с другим, я только тогда истинно свободен, если и другой также свободен и мной признается свободным. Эта свобода одного в другом соединяет людей внутренним образом; тогда как, наоборот, потребность и нужда сводит их вместе только внешне. Люди должны поэтому стремиться к тому, чтобы найти себя друг в друге. Но это не может произойти до тех пор, пока они остаются во власти своей непосредственности, своей природности, ибо эта последняя есть как раз то, что разобщает их друг с другом и препятствует им быть друг в отношении друга свободными. Свобода требует поэтому того, чтобы самосознающий субъект и своей природности не давал проявиться и природности других тоже не терпел бы, но чтобы, напротив, относясь равнодушно к наличному бытию, в отдельных непосредственных отношениях с людьми он и свою, и чужую жизнь ставил бы на карту для достижения свободы. Только посредством борьбы, следовательно, может быть завоевана свобода; одного заверения в том, что человек обладает свободой, для этого недостаточно; только тем, что человек как себя самого, так и других подвергает смертельной опасности, он доказывает на этой стадии свою способность к свободе». Гегель. 3, 241

Капитализм бросает людей в условия потребности и нужды, заставляет их оставаться во власти своей непосредственности, своей природности, которая есть как раз то, что разобщает людей друг с другом и препятствует им быть друг в отношении друга свободными. Коммунистическая Революция осуществляет истинную свободу человека – свободу духа. Только посредством борьбы может быть завоевана свобода, только тем, что человек как себя самого, так и других подвергает смертельной опасности, он доказывает на этой стадии свою способность к свободе. Коммунистическая Революция суть борьба духа за свою свободу, это – отрицание отрицания, снятие противоречий непосредственного бытия.

«Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя. Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». К. Маркс и Ф. Энгельс. Коммунистический манифест.

Коммунистическое общество – это действительность разума, государство абсолютной идеи.

«В предисловии к моей «Философии права» имеются следующие положения:

…Наличное бытие представляет собой частью явление и лишь частью действительность. В повседневной жизни называют действительностью всякую причуду, заблуждение, зло и тому подобное, равно как и всякое существование, как бы оно ни было превратно и преходяще. Но человек, обладающий хотя бы обыденным чувством языка, не согласится с тем, что случайное существование заслуживает громкого названия действительного; случайное есть существование, обладающее не большей ценностью, чем возможное, которое одинаково могло бы и не быть.

Когда я говорил о действительности, то в обязанность критиков входило подумать, в каком смысле я употребляю это выражение, так как в подробно написанной «Логике» я рассматриваю также и действительность и отличаю ее не только о случайного, которое ведь тоже обладает существованием, но также и от наличного бытия, существования и других определений.

Против действительности разумного восстает уже то представление, что идеи, идеалы суть только химеры и что философия есть система таких пустых вымыслов; против него равным образом восстает обратное представление, что идеи и идеалы суть нечто слишком высокое для того, чтобы обладать действительностью, или же нечто слишком слабое для того, чтобы добыть себе таковую.

Но охотнее всего отделяет действительность от идеи рассудок, который принимает грезы своих абстракций за нечто истинное и гордится долженствованием, которое он особенно охотно предписывает также и в области политики, как будто мир только и ждал его, чтобы узнать, каким он должен быть, но каким он не является; ибо, если бы мир был таким, каким он должен быть, то куда делось бы обветшалое умствование выдвигаемого рассудком долженствования? Когда рассудок направляется со своим долженствованием против тривиальных внешних и преходящих предметов, учреждений, состояний и т. д., которые, пожалуй, и могут иметь относительно большое значение, но лишь для определенного времени и для известных кругов, то он может оказаться правым и обнаружить в этих предметах много такого, что не согласуется со всеобщими истинными определениями; у кого не хватит ума, чтобы заметить вокруг себя много такого, что на деле не таково, каким оно должно быть?

Но эта мудрость не права, воображая, что, занимаясь такими предметами и их долженствованием, она находится в сфере интересов философской науки. Последняя занимается лишь идеей, которая не столь бессильна, чтобы только долженствовать, а не действительно быть, – занимается, следовательно, такой действительностью, в которой эти предметы, учреждения, состояния и т. д. образуют лишь поверхностную, внешнюю сторону». Гегель. 1, 89-90

Мы заметили, что оранжевые на Украине выступили якобы против коррупции. На самом же деле они выступили в защиту государства буржуазии. Налицо классовая борьба мировой буржуазии и пролетариата Украины. И в этой непримиримой борьбе буржуазия и оранжевая толпа не погнушаются никакими средствами, чтобы захватить власть и свернуть шею растерянному и полуживому пролетариату. Нет такого понятия "демократия"! Есть понятие диктатура буржуазии! Кто этого не понял, тот не способен это понять своим конечным мышлением. Да он и не желает этого понимать, потому что стремится к власти капитала.

«Марксист лишь тот, кто распространяет признание борьбы классов до признания диктатуры пролетариата. В этом самое глубокое отличие марксиста от дюжинного мелкого (да и крупного) буржуа. На этом оселке надо испытывать действительное понимание и признание марксизма… Оппортунизм не доводит признания классовой борьбы как раз до самого главного, до периода перехода от капитализма к коммунизму, до периода свержения буржуазии и полного уничтожения ее. В действительности этот период неминуемо является периодом невиданно ожесточенной классовой борьбы, невиданно острых форм ее, а следовательно, и государство этого периода неизбежно должно быть государством по-новому демократическим (для пролетариев и неимущих вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии). Ленин. 33, 34-35.

«Между капиталистическим и коммунистическим обществом, – продолжает Маркс, – лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». Ленин. 33, 86

«Диктатура пролетариата означает не прекращение классовой борьбы, а продолжение ее в новой форме и новыми орудиями. Пока остаются классы, пока свергнутая в одной стране буржуазия удесятеряет свои атаки на социализм, в международном масштабе, до тех пор эта диктатура необходима». Ленин. 44, 10

Социалистическую революцию «…нельзя рассматривать, как один акт, а следует рассматривать, как эпоху бурных политических и экономических потрясений, самой обостренной классовой борьбы, гражданской войны, революций и контрреволюций». Ленин. 26, 352

«Постановка вопроса Марксом в 1852 году: «Что касается меня, то мне не принадлежит ни та заслуга, что я открыл существование классов в современном обществе, ни та, что я открыл их борьбу между собою. Буржуазные историки задолго до меня изложили историческое развитие этой борьбы классов, а буржуазные экономисты – экономическую анатомию классов. То, что я сделал нового, состояло в доказательстве следующего: 1) что существование классов связано лишь с определенными историческими фазами развития производства, 2) что классовая борьба необходимо ведет к диктатуре пролетариата, 3) что эта диктатура сама составляет лишь переход к уничтожению всяких классов и к обществу без классов». Ленин. 33, 33-34

«Смена буржуазного государства пролетарским невозможна без насильственной революции. Уничтожение пролетарского государства, т. е. уничтожение всякого государства, невозможно иначе, как путем «отмирания». Ленин. 33, 22

«Сущность учения Маркса о государстве усвоена только тем, кто понял, что диктатура одного класса является необходимой не только для всякого классового общества вообще, не только для пролетариата, свергнувшего буржуазию, но и для целого исторического периода, отделяющего капитализм от «общества без классов», от коммунизма. Формы буржуазных государств чрезвычайно разнообразны, но суть их одна: эти государства являются так или иначе, но в последнем счете обязательно диктатурой буржуазии. Переход от капитализма к коммунизму, конечно, не может не дать громадного обилия и разнообразия политических форм, но сущность будет при этом неизбежно одна: диктатура пролетариата». Ленин. 33, 35

«Оппортунизм не доводит признания классовой борьбы как раз до самого главного, до периода перехода от капитализма к коммунизму, до периода свержения буржуазии и полного уничтожения ее. В действительности этот период неминуемо является периодом невиданно ожесточенной классовой борьбы, невиданно острых форм ее, а следовательно, и государство этого периода неизбежно должно быть государством по-новому демократическим (для пролетариев и неимущих вообще) и по-новому диктаторским (против буржуазии). Ленин. Смотри выше!

«Демократия для ничтожного меньшинства, демократия для богатых, – вот каков демократизм капиталистического общества… Маркс великолепно схватил эту суть капиталистической демократии, сказав в своем анализе опыта Коммуны: угнетенным раз в несколько лет позволяют решать, какой именно из представителей угнетающего класса будет в парламенте представлять и подавлять их! Но от этой капиталистической демократии, – неизбежно узкой, тайком отталкивающей бедноту, а поэтому насквозь лицемерной и лживой, – развитие вперед… т. е. к коммунизму, идет через диктатуру пролетариата и иначе идти не может, ибо сломить сопротивление эксплуататоров-капиталистов больше некому и иным путем нельзя… Их мы должны подавить, чтобы освободить человечество от наемного рабства, их сопротивление надо сломить силой, – ясно, что там, где есть подавление, есть насилие, нет свободы, нет демократии. Энгельс прекрасно выразил это в письме к Бебелю, сказав, как вспомнит читатель, что "пролетариат нуждается в государстве не в интересах свободы, а в интересах подавления своих противников, а когда можно будет говорить о свободе, – не будет государства".

Демократия для гигантского большинства народа и подавление силой, т. е. исключение из демократии, эксплуататоров, угнетателей народа, – вот каково видоизменение демократии при переходе от капитализма к коммунизму. Только в коммунистическом обществе, когда сопротивление капиталистов уже окончательно сломлено, когда капиталисты исчезли, когда нет классов (т. е. нет различия между членами общества по их отношению к общественным средствам производства), – только тогда «исчезает государство и можно говорить о свободе». Только тогда возможна и будет осуществлена демократия действительно полная, действительно без всяких изъятий. И только тогда демократия начнет отмирать в силу того простого обстоятельства, что избавленные от капиталистического рабства, от бесчисленных ужасов, дикостей, нелепостей, гнусностей капиталистической эксплуатации, люди постепенно привыкнут к соблюдению элементарных, веками известных, тысячелетия повторяющихся во всех прописях, правил общежития, к соблюдению их без насилия, без принуждения, без особого аппарата для принуждения, который называется государством. Выражение «государство отмирает» выбрано очень удачно, ибо оно указывает и на постепенность процесса и на стихийность его… Легко привыкают люди к соблюдению необходимых правил общежития, если нет эксплуатации, если нет ничего такого, что возмущает протест и восстание, создает необходимость подавления.

Итак: в капиталистическом обществе мы имеем демократию убогую, фальшивую, демократию только для богатых, для меньшинства. Диктатура пролетариата, период перехода к коммунизму, впервые даст демократию для народа, для большинства, наряду с необходимым подавлением меньшинства, эксплуататоров. Коммунизм один только в состоянии дать демократию действительно полную, и чем она полнее, тем скорее она станет ненужной, отомрет сама собою.

Другими словами: при капитализме мы имеем государство в собственном смысле слова, особую машину для подавления одного класса другим и притом большинства меньшинством. Понятно, что для успеха такого дела, как систематическое подавление меньшинством эксплуататоров большинства эксплуатируемых, нужно крайнее свирепство, зверство подавления, нужны моря крови, через которые человечество и идет свой путь в состоянии рабства, крепостничества, наемничества.

Далее, при переходе от капитализма к коммунизму подавление еще необходимо, но уже подавление меньшинства эксплуататоров большинством эксплуатируемых. Особый аппарат, особая машина для подавления, «государство» еще необходимо, но это уже переходное государство, это уже не государство в собственном смысле, ибо подавление меньшинства эксплуататоров большинством вчерашних наемных рабов дело настолько, сравнительно, легкое, простое и естественное, что оно будет стоить гораздо меньше крови, чем подавление восстаний рабов, крепостных, наемных рабочих, что оно обойдется человечеству гораздо дешевле. И оно совместимо с распространением демократии на такое подавляющее большинство населения, что надобность в особой машине для подавления начинает исчезать. Эксплуататоры, естественное дело, не в состоянии подавить народ без сложнейшей машины для выполнения такой задачи, но народ подавить эксплуататоров может и при очень простой «машине», почти что без «машины», без особого аппарата, простой организацией вооруженных рабочих масс (вроде Совета рабочих и солдатских депутатов – заметим, забегая вперед).

Наконец, только коммунизм создает ненадобность государства, ибо некого подавлять, – «некого» в смысле класса, в смысле систематической борьбы с определенной частью населения. Мы не утописты и нисколько не отрицаем возможности и неизбежности эксцессов отдельных лиц, а равно необходимости подавлять такие эксцессы. Но, во-первых, для этого не нужна особая машина, особый аппарат подавления, это будет делать сам вооруженный народ с такой же простотой и легкостью, с которой любая толпа цивилизованных людей не допускает насилия над женщиной. А, во-вторых, мы знаем, что коренная социальная причина эксцессов, состоящих в нарушении правил общежития, есть эксплуатация масс, нужда и нищета их. С устранением этой главной причины эксцессы неизбежно начнут «отмирать»… С их отмиранием отомрет и государство». Ленин. 33, 88-91

Мир непосредственного бытия, природный, плотский мир – это мир насилия, противоречие, отрицание идеи.

«Ибо когда мы жили по плоти, тогда страсти греховные, обнаруживаемые законом, действовали в членах наших, чтобы приносить плод смерти;

но ныне, умерев для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве». Рим. 7:5-6

«Итак, нет ныне никакого осуждения тем, которые во Христе Иисусе живут не по плоти, но по духу,

потому что закон духа жизни во Христе Иисусе освободил меня от закона греха и смерти.

Как закон, ослабленный плотью, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти.

Чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу;

Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу – о духовном.

Помышления плотские – смерть, а помышления духовные – жизнь и мир,

Потому что плотские помышления – вражда против Бога, ибо закону Божьему не покоряются, да и не могут.

Поэтому живущие по плоти Богу угодить не могут.

Итак, братья, мы не должники плоти, чтобы жить по плоти,

Ибо если живете по плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете.

Потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе…». Рим 8:1–8, 12-15

«... Все мы зачинаемся и рождаемся в эгоизме, жили в нем и лишь в трудной борьбе умерщвляем в себе эту ветхую природу». Фихте. Основные черты современной эпохи. Лекция 3

В выражении "жить по плоти" речь идет не о сексуальном. Действительно, буржуазная культура – это культура гениталий, культ обнажения, утверждение животной, "естественной" природы, эстетика публичных домов, азартных игр; мир плоти, природный человек – непосредственное бытие, чистые рефлексы, инстинкты. Природный человек есть отрицание духа, а словом плоть определяется внешнее, неосознанное, пристрастное. Жить по плоти, значит, жить как природный, недуховный человек – жить в мире отрицания и быть природным, не истинным, не духовным человеком. Жить по духу означает подняться над миром отрицания, посредством разумного мышления выйти из животного, из плотского, подняться над природой и обрести понятие духа. Это и есть Рождение Человека – тождество единичного и всеобщего, конечного и бесконечного, – понятие и истина человека.

«Понятие есть то, что вещи сами в себе и для себя суть». Ленин 29, 241. Читая Гегеля.

«Понятие в своей объективности есть сама сущая в себе и для себя вещь». Ленин. 29, 157. Из Гегеля.

«…Природа предмета – понятие – есть именно то, что движется вперед и развивается, и… это движение есть в такой же мере и деятельность познания – вечная в себе-и для себя сущая идея, вечно себя проявляющая в действии, себя порождающая и собой наслаждающаяся как абсолютный дух». Гегель. 3, 407

«Идея есть истина в себе и для себя, абсолютное единство понятия и объективности … Ложно представление, будто идея лишь абстрактна. Она, конечно, абстрактна, но лишь постольку, поскольку все неистинное в ней исчезает; но в самой себе она существенно конкретна, ибо она есть свободное, самоопределяющееся и, следовательно, определяющее себя к реальности понятие». Гегель. 1,399-400

«Понятие как таковое нельзя ощупать руками, и мы должны вообще оставить в стороне слух и зрение, когда дело идет о понятии. И однако понятие, как мы заметили выше, есть в то же время всецело конкретное постольку, поскольку оно содержит в самом себе в идеальном единстве бытие и сущность и, следовательно, все богатство этих двух сфер». Гегель. 1, 342

«…Зародыш растения… уже, правда, содержит в себе особенное корня, ветвей, листьев и т. п., но это особенное, однако, существует пока лишь в себе и полагается лишь тогда, когда зародыш растения раскрывается, что должно рассматриваться как суждение о растении. Этот пример может служить также и для того, чтобы сделать для нас ясным, что ни понятие, ни суждение не находятся только в нашей голове и не образуются лишь нами. Понятие есть то, что живет в самих вещах, то, благодаря чему они суть то, что они суть, и понять предмет означает, следовательно, осознать его понятие. Не наша субъективная деятельность приписывает предмету тот или другой предикат, когда мы переходим к обсуждению предмета, а мы рассматриваем предмет в положенной его понятием определенности». Гегель. 1, 352

«...Лишь абстрагирующий рассудок низводит понятие на степень формы рассудка. Согласно этому, и различают обычно голое рассудочное понятие и понятие разума. Однако это различение не следует понимать так, что существуют двоякого рода понятия, а скорее так, что наша деятельность либо останавливается на одной лишь отрицательной и абстрактной форме понятия, либо понимает его, согласно его истинной природе, как вместе с тем положительное и конкретное. Так, например, если мы рассматриваем понятие свободы как абстрактную противоположность необходимости, то это только рассудочное понятие свободы; истинное же и разумное понятие свободы содержит в самом себе необходимость как снятую». Гегель. 1, 368

«…Философия возвысилась над… общепринятым конечным способом рассмотрения только рефлектирующего мышления до постижения духа как самое себя знающей действительной идеи, до понятия живого духа…Вместо внешнего описания преднайденного готового материала значение единственно научного метода приобрела строгая форма содержания, которое с необходимостью развивает само себя.

Если в эмпирических науках материал берется извне, как данный опытом, упорядочивается согласно уже твердо установленному общему правилу и приводится во внешнюю связь, то спекулятивное мышление, наоборот, должно раскрыть каждый свой предмет и его развитие с присущей ему абсолютной необходимостью. Это происходит так, что каждое особенное понятие выводится из самого себя порождающего и осуществляющего всеобщего понятия, или логической идеи. Философия должна поэтому понять дух как необходимое развитие вечной идеи, а то, что составляет составляет особые части науки о духе, развить полностью из понятия. Подобно тому как в отношении живого вообще все идеальным образом уже содержится в зародыше и порождается им самим, а не какой-либо чужой силой, точно так же и все особенные формы живого духа должны проистекать из его понятия как из своего зародыша.

Наше движимое понятием мышление остается при этом вполне имманентным предмету, равным образом движимому понятием; мы только как бы присматриваемся к собственному развитию предмета, не изменяя этого развития вмешательством наших субъективных представлений и случайно приходящих на ум догадок. Понятие для своего развития не нуждается нив каком внешнем стимуле; его собственная, включающая в себя противоречие между простотой и различением и именно потому беспокойная природа побуждает его к самоосуществлению, она заставляет его развертывать и делать действительным различие, наличествующее в нем самом идеально, т. е. в противоречивой форме неразличенности; так приводит она к тому, чтобы посредством снятия его простоты как некоторого недостатка, некоторой односторонности сделать его действительно целым, к чему первоначально оно содержит в себе только возможность.

Понятие оказывается независимым от нашего произвола не только в начале и в ходе своего развития, но также и в его заключительной стадии… Его (духа.– Кимн.) развитие достигает своей цели, если его понятие оказалось полностью осуществленным, или, что то же самое, если дух достиг полного сознания своего развития. Это смыкание начала с концом – это прихождение понятия в процессе своего осуществления к самому себе – проявляется, однако, в духе в еще более совершенной форме, чем в простом живом существе, ибо, в то время как в этом последнем порожденное семя не тождественно с тем, что его породило, в самопознающем духе порожденное есть то же самое, что и порождающее.

Только в том случае, если мы будем рассматривать дух в изображенном процессе самоосуществления его понятия, мы познаем его в его истинности (ибо истиной и называется как раз соответствие понятия его действительности). В своей непосредственности дух еще не является истинным, он еще не сделал своего понятия предметным для себя, еще не оформил наличествующее в нем непосредственное в то, что положено им самим, еще не преобразовал свою действительность в действительность, сообразную со своим понятием. Все развитие духа есть не что иное, как возвышение самого себя до своей собственной истинности, и так называемые силы души не имеют никакого другого смысла, кроме того, чтобы быть ступенями возвышения духа». Гегель. 3, 11-13

«Так как субъект выражает вообще определенное и потому большей частью непосредственно сущее, а предикат – всеобщее, сущность или понятие, то субъект, как таковой, есть, во-первых, лишь некоторого рода название; ведь то, что он есть, выражает лишь предикат, содержащий бытие в смысле понятия. «Что есть это» или «что это за растение?» и т. д. Под бытием, о котором здесь спрашивают, часто понимают лишь название, и, узнав это название, считают себя удовлетворенными и уже знают, что такое есть эта вещь. Это – бытие в смысле субъекта. Но понятие или по крайней мере сущность и всеобщее вообще дается лишь предикатом, и о нем ставится вопрос в суждении. – Бог, дух, природа – или что бы там ни было – в качестве субъекта суждения суть поэтому еще только названия; что есть такого рода субъект по понятию, – на это отвечает лишь предикат. Если ищут, какой предикат присущ такому субъекту, то в основании суждения об этом должно было бы уже лежать какое-то понятие; но понятие высказывается лишь самим предикатом. Поэтому предполагаемое значение субъекта есть, собственно, только представление, которое приводит к объяснению имен, причем то, что разумеют или не разумеют под тем или иным названием, есть нечто случайное и исторический факт. Поэтому столь многочисленные споры о том, присущ или нет данному субъекту тот или иной предикат, – это не более как споры о словах, ибо они исходят из указанной формы; лежащее в основании (subjektum, hypokeimenon) есть еще не более как название». Гегель. Наука логики. 701-702

Понятие человека не есть понятие животного. Но преступник, насильник, убийца действительно есть понятие животного. Истина человека не есть рассудок, которым наделен и преступник. Понятие человека есть разум, знание сущности вещей, а отсюда и свобода духа. Человек становится свободным, или истинно человеком, личностью, посредством знания сущности вещей, когда он соответствует понятию духа и осуществляет всеобщее. Это реально только в государстве нравственности, в коммунистическом обществе. Понятие – это не мнение о предмете. Понятие – это природа самого предмета. Истина человека есть дух, и понятие человека есть понятие духа. Но человек только тогда есть дух, личность (Person), когда он знает и осуществляет свое понятие, т. е. понятие духа, или всеобщее.

«В своей непосредственности дух свободен только в себе, только по своему понятию, или в возможности, но еще не в действительности. Действительная свобода не есть поэтому нечто непосредственно сущее в духе, но нечто такое, что еще только должно быть порождено его деятельностью… Все развитие понятия духа представляет собой только самоосвобождение духа от всех форм наличного бытия, не соответствующих его понятию, – освобождение, осуществляемое благодаря тому, что эти формы преобразуются в некоторую действительность, полностью соответствующую понятию духа». Гегель. 3, 26

Рассудочное мышление, мысля всеобщее, думает только о собственности, о власти субъекта над предметом богатства. Когда буржуазный рассудок говорит о социализме, он под общественной собственностью понимает конфискацию и обращение личного имущества в общее пользование. Мы знаем, что это не так, что это ложное представление и грубая клевета на коммунизм. Мы говорили: что колхозные коровы не отменяют коров личных; что колхозы и совхозы не отменяют личных подворий; что коммунизм не уничтожает личную собственность. При социализме дело идет о крупном промышленном производстве и кооперативном сельском хозяйстве, об эквивалентном продуктообмене между городом и деревней. Решающее значение в экономике имеют только крупные предприятия.

«Это обстоятельство приходится усиленно подчеркивать, ибо буржуазная пресса постоянно «пугает» мелких и средних хозяев, будто социалисты вообще, большевики в особенности, хотят «экспроприировать» их: утверждение заведомо лживое, так как социалисты даже при полном социалистическом перевороте экспроприировать мелких крестьян не хотят, не могут и не будут. А мы говорим все время только о тех ближайших и насущнейших мерах, которые уже осуществлены в Западной Европе и которые сколько-нибудь последовательная демократия должна бы немедленно осуществить у нас для борьбы с грозящей и неминуемой катастрофой.

Серьезные трудности, и технические, и культурные, встретило бы объединение в союзы мельчайших и мелких хозяев, вследствие крайнего раздробления их предприятий, технической примитивности, неграмотности или необразованности владельцев. Но именно эти предприятия могли бы быть исключены из закона… и необъединение их, не говоря уже о запоздании их объединения, серьезной помехи создать бы не могли, ибо роль громадного числа мелких предприятий ничтожна в общей сумме производства, в их значении для народного хозяйства в целом, а кроме того они часто зависимы так или иначе от крупных предприятий. Решающее значение имеют только крупные предприятия… Если даже русское крестьянство в своих захолустьях, при царском правительстве, работая против тысячи препон, создаваемых им сумело после 1905 года сделать громадный шаг вперед в деле создания всяких союзов, то, разумеется, объединение крупной и средней промышленности и торговли могло бы быть проведено в несколько месяцев…». Ленин. 34, 177-179

Социализм снимает противоречие товара (частную собственность) в идею всеобщего, в государственную собственность. Уничтожение частной собственности есть уничтожение класса эксплуататоров, уничтожение классов вообще. Таким образом человек освобождается от рабства перед законами природы и избавляется от недуховности, превратившей отношения людей в отношения вещей, рабочего в товар, когда предметы (товары и деньги) господствовали над человеком, когда вещность подавляла духовность, а капитал определял всё – и власть, и свободу, и совесть, и право на жизнь.

«Отличительной чертой коммунизма является не отмена собственности вообще, а отмена буржуазной собственности. Быть капиталистом – значит занимать в производстве не только чисто личное, но и общественное положение. Капитал – это коллективный продукт и может быть приведен в движение лишь совместной деятельностью членов общества, а в конечном счете – только совместной деятельностью всех членов общества.

Итак, капитал – не личная, а общественная сила. Следовательно, если капитал будет превращен в коллективную, всем членам общества принадлежащую, собственность, то это не будет превращением личной собственности в общественную. Изменится лишь общественный характер собственности. Она потеряет свой классовый характер… С того момента…нельзя будет более превращать труд в капитал, в деньги, в земельную ренту, короче – в общественную силу, которую можно монополизировать, т. е. с того момента… личная собственность не сможет более превращаться в буржуазную собственность…

Коммунизм ни у кого не отнимает возможности присвоения общественных продуктов, он отнимает лишь возможность посредством этого присвоения порабощать чужой труд». Маркс и Энгельс. 4, 438-40

«Наконец по вопросу об отношении социализма Маркса к мелкому крестьянству, которое остается в эпоху экспроприации экспроприаторов, необходимо указать на заявление Энгельса, выражающего мысли Маркса: «Когда мы овладеем государственной властью, мы не будем и думать о том, чтобы насильственно экспроприировать мелких крестьян (все равно, с вознаграждением или нет), как это мы вынуждены будем сделать с крупными землевладельцами. Наша задача по отношению к мелким крестьянам будет состоять прежде всего в том, чтобы их частное производство и частную собственность перевести в товарищескую, но не насильственным путем, а посредством примера и предложения общественной помощи для этой цели. И тогда у нас, конечно, будет достаточно средств, чтобы доказать крестьянину все преимущества такого перехода, преимущества, которые и теперь уже должны быть ему разъясняемы». Ленин. 26, 76-77

«Целью «обсоюзивания» является установление полнейшей, строжайшей и подробнейшей отчетности, а главное соединение операций по закупке сырья, по сбыту изделий, по сбережению народных средств и сил. Это сбережение при объединении разрозненных предприятий в один синдикат достигает гигантских размеров, как учит экономическая наука, как показывают примеры всех синдикатов, картелей, трестов. Причем еще раз надо повторить, что само по себе это обсоюзивание в синдикат ни на йоту отношений собственности не изменяет, ни одной копейки ни у одного собственника не отнимает». Ленин. 34, 177

«Учет и контроль – вот главное, что требуется для «налажения», для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества. Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного «синдиката». Все дело в том, чтобы они работали поровну, правильно соблюдая меру работы, и получая поровну… (Когда государство сводится в главнейшей части его функций к такому учету и контролю со стороны самих рабочих, тогда оно перестает быть «политическим государством», тогда «общественные функции превращаются из политических в простые административные функции»). Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы…». Ленин. 33, 98

Известно, как рассудок понимает разумное: он, во-первых, не способен к познанию истины, а во-вторых, враждебен научному знанию, поскольку свет истины просвещает и разрушает темницы рассудка, в которых раболепствуют и батрачат миллиарды людей. Выражение "получать поровну" враги разума понимают как "уравниловку", а кооперирование связывают с насилием, с уничтожением крестьян. На самом деле уравниловка и насилие есть главное именно и только в отношении капиталистов к трудящимся. Буржуазная уравниловка выражается понятием "минимальной заработной платы", на которую капиталисты обрекли миллионы рабочих. Причем значительная часть трудящихся получает и того меньше.

При социализме получают поровну те, кто поровну трудятся, т. е. выполняют равную меру работы за равное рабочее время. Сработал больше – получай больше. Не так при капитализме. Буржуа платит больше тому, кому он захочет, и зачастую тот, кто вовсе не работает, получает больше за счет того, кто работает. Есть и буржуазные "подснежники". Скажем, капиталист оформляет на работу в фирму своего родственника или близкого, а работу за него "тянет" другой, чужак. Не лучше "трудится" и бюрократия в капиталистическом государстве, когда доходные места достаются своякам. Иное дело при социализме, когда это действительный, а не призрачный социализм.

«И вот, если ставить вопрос об ударности и уравнительности, то надо первым делом вдумчиво к нему отнестись, а этого как раз и не заметно в работе т. Троцкого…Вот что мы читаем в его последних тезисах: «…В области потребления, т. е. условий личного существования трудящихся, необходимо вести линию уравнительности. В области производства принцип ударности еще надолго останется для нас решающим…». Это совершенная путаница теоретическая. Это совершенно неверно. Ударность есть предпочтение, а предпочтение без потребления ничто. Если меня так будут предпочитать, что я буду получать восьмушку хлеба, то благодарю покорно за такое предпочтение. Предпочтение в ударности есть предпочтение и в потреблении. Без этого ударность – мечтание, облачко, а мы все-таки материалисты. И рабочие – материалисты; если говорить ударность, тогда дай и хлеба, и одежды, и мяса». Ленин. 42, 212

Как видим, уравнительность при социализме означает равенство труда и равенство заработной платы – когда при равном труде полагается равная заработная плата. Уравнительность при капитализме есть совсем другое понятие: здесь при равном труде полагается неравная заработная плата – когда работаешь больше, а получаешь меньше, чем работающий меньше, но договорившийся с хозяином о большем. Капитализм отрицает меру труда, а сам капиталист и его бюрократия получают деньги за счет ограбления наемных рабочих. Есть такое понятие прибавочная стоимость. А есть и просто наглая беззастенчивая кража из заработка наемного рабочего.

Таким образом, уравнительность при социализме есть причина и стимул ударности. А уравнительность при капитализме есть следствие неравенства, и никакая ударность здесь не служит причиной эквивалентного повышения заработной платы. Увеличение производительности труда не есть дело рабочего, но требование капиталиста. Большая производительность не служит рабочему, а служит капиталисту для извлечения прибавочной стоимости. Большая занятость рабочего, скажем, на нескольких работах, так же эксплуатируется капиталистическим государством, которое кровно заработанные рабочим деньги изымает в качестве налога. Так капиталистическое государство ограничивает потолок заработка трудящихся. Добивают бедолагу цены на аренду жилья, электричество и прочие услуги и товары. В то же время прибыль капиталистов еще больше возрастает. Итак, рабочего грабят и капиталист, и капиталистическое государство, которое служит буржуазии. Работай трудяга хоть по 18 часов в день, он получит столько же, сколько и за 12 часов работы. Но и за эти 12 часов он получит из расчета минимальной почасовой платы; хотя иной (скажем, некто из коренных жителей страны) получит за то же рабочее время гораздо больше, потому что его почасовая плата будет выше, чем у репатрианта или у другого аборигена. Так, евреи, независимо от уровня их образования, в государстве Израиль используются в качестве дешевой рабочей силы, на неквалифицированных работах. И если этих работ их еще удостоят, то непременно их еще и обсчитают, чтобы бедолаги хорошенько подумали, как им свести концы с концами, чтобы вовсе не отдать концы. Всякий "национальный вопрос" можно свести к одному общему экономическому знаменателю, и этот знаменатель имеет классовой характер.

* Уничтожение частной собственности не есть убийство людей или экспроприация личной собственности, а есть передача средств производства, земли, капитала во всеобщее владение, в распоряжение всего общества. Вот как Ленин высмеивает сказочки о том, что уничтожение частной собственности есть "убийство" частных собственников.

«Должен сказать еще относительно индивидуального товарообмена. Если мы говорим о свободе оборота, то это означает индивидуальный товарообмен, т.е. значит поощрять кулаков. Как же быть? Не надо закрывать глаза на то, что замена разверстки налогом означает, что кулачество из данного строя будет вырастать еще больше, чем до сих пор. Оно будет вырастать там, где оно раньше вырастать не могло. Но не запретительными мерами нужно с этим бороться, а государственным объединением и государственными мерами сверху. Если ты можешь дать крестьянину машины, этим ты поднимешь его, и когда ты дашь машины или электрификацию, тогда десятки или сотни тысяч мелких кулаков будут убиты. Пока не можешь дать этого, дай известное количество товара. Если товары в твоих руках – ты держишь власть, но приостановить, зарезать, отмести такую возможность – это значит отнять всякую возможность оборота, это значит не удовлетворить среднее крестьянство, с ним нельзя будет сжиться». Ленин. 43,69-70.

Частная собственность есть понятие противоречия, и уничтожение частной собственности есть снятие противоречия. Революционный меч пролетариата касается понятия, а не головы, бесконечного и идеального, а не конечного и материального. Это нужно знать, и мы знаем это. Но знание это не дается рассудку, конечному мышлению. Знание понятия, или абсолютного, доступно только спекулятивному мышлению, ибо это знание сущности вещей, логической идеи, абсолютного. Это религия. Но это не религия рассудка, не представление или мнение рассудка о бесконечном. Это религия разума – знание и осуществление абсолютной, или коммунистической, идеи. Это идея Бога.

«Только в христианской религии сама в себе различенная единая природа Бога, тотальность божественного духа нашла свое откровение в форме единства. Это в самом способе представления данное содержание философия должна поднять до формы понятия, или абсолютного знания, что и составляет, как было сказано, высшее откровение упомянутого содержания». Гегель. 3, 32

«Понятие есть не только душа, но и свободное субъективное понятие, которое есть для себя и потому обладает личностью, – есть практическое, в себе и для себя определенное, объективное понятие, которое как лицо есть непроницаемая, неделимая (atome) субъективность, но которое точно так же есть не исключающая единичность, а всеобщность и познание для себя и в своем ином имеет предметом свою собственную объективность. Все остальное есть заблуждение, смутность, мнение, стремление, произвол и бренность; единственно лишь абсолютная идея есть бытие, непреходящая жизнь, знающая себя истина и вся истина. Она единственный предмет и содержание философии». Гегель. Наука логики. 931-32

«Дух есть всегда идея... В начале мы имеем только совершенно общее, неразвитое определение духа, а не то, что составляет его особенную природу... Реальность духа сначала является, следовательно, еще совершенно всеобщей, необособившейся: развитие этой реальности завершается поэтому лишь всей философией духа в целом. Но еще совершенно абстрактная, непосредственная реальность есть природность, недуховность. В силу этого ребенок находится еще в плену у природы, имеет только естественные стремления, является духовным человеком еще не в действительности, а только в возможности, или только по своему понятию....

К этому развитию своей реальности понятие духа продвигается с необходимостью... То, что дух приходит к тому, чтобы знать, что он есть, это и составляет его реализацию. Дух существенно есть только то, что он знает о себе самом. Первоначально он есть дух только в себе... он является только субъективным духом, – духом, берущим свое начало из природы, и первоначально только природным духом... В духе объективном свобода, знание духа о себе самом как о свободном приобретает уже форму наличного бытия. Объективный дух есть личность (Person )... Полного осуществления этой свободы, еще несовершенной, еще только формальной в собственности, завершения реализации понятия объективного духа он достигает впервые только в государстве, в котором дух развивает свою свободу до уровня мира, положенного им самим, до нравственного мира.

Однако дух должен перешагнуть и эту ступень. Недостаток этой объективности духа состоит в том, что она есть только положенная объективность. Мир должен быть снова отпущен духом на свободу; то, что положено духом, должно быть в то же время постигнуто и как непосредственно сущее. Это происходит на третьей ступени духа, на точке зрения абсолютного духа, т. е. на точке зрения искусства, религии и философии». Гегель. 3, 32-34

Плоть денег есть внешнее, очевидное, чувственно осязаемое, – материя денежного знака, близкая нумизматам и банкирам, кассирам и инкассаторам, продавцам и покупателям. Но душа денежной материи, сущность денег – это понятие стоимости.

«Понятие как таковое нельзя ощупать руками, и мы должны вообще оставить в стороне слух и зрение, когда дело идет о понятии». Гегель. 1, 342

«Стоимость товаров тем отличается от вдовицы Куикли, что не знаешь, как за нее взяться. В прямую противоположность чувственно грубой предметности товарных тел, в стоимость не входит ни одного атома вещества природы. Вы можете ощупывать и разглядывать каждый отдельный товар, делать с ним что вам угодно, он как стоимость остается неуловимым». Маркс. 23, 56

«Но, конечно, трудность найти в понятии вообще и равным образом в понятии Бога бытие становится непреодолимой, если это бытие должно быть таким бытием, которое встречается в контексте внешнего опыта или в форме чувственного восприятия, подобно ста талерам в составе моего имущества, как нечто схватываемое только рукой, а не духом, как видимое по существу внешнему, а не внутреннему оку, – если бытием, реальностью, истиной именуется то, что свойственно вещам как чувственным, временным и преходящим. – Если философствование по поводу бытия не возвышается над чувственностью, то к этому обстоятельству присоединяется еще и то, что и в рассуждениях о понятии оно не покидает чисто абстрактной мысли, которая и противостоит бытию». Гегель. Наука логики. 797

«Когда смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно». 2 Кор. 4, 18

Капитализм есть мир, в котором человеку под страхом смерти запрещается познание сущности денег, природы капитала. Буржуазный человек есть природный человек, человек противоречия, плотский человек. Буржуазная культура есть власть плоти, выражаемая обыденным мнением, произволом влечений и страстей, внешним представлением о вещах. Поведение буржуазного человека есть поведение животного человека, а культура его есть ложь, отрицание идеи нравственности. Капитализм есть мир непосредственного бытия, власть конечного мышления, неистинное понятие религии, т. е. отрицание религии, или, вернее, религия отрицания идеи. Буржуазный бог есть отрицание идеи Бога, мертвая нравственность, т. е. безнравственность.

Плотское понятие денег идеализирует и оплодотворяет природное, не духовное в человеке. Многие стремятся к деньгам в надежде приобрести могущество этого предмета.

«Деньги, обладающие свойством все покупать, свойством все предметы себе присваивать, представляют собой, следовательно, предмет в наивысшем смысле. Универсальность этого их свойства есть всемогущество их сущности; поэтому они слывут всемогущими. Деньги – это сводник между потребностью и предметом, между жизнью и жизненными средствами человека...

Извращение и смешение всех человеческих и природных качеств, братание невозможностей, – эта божественная сила денег – кроется в сущности денег как отчужденной, отчуждающей и отчуждающейся родовой сущности человека. Они – отчужденная мощь человечества.

То, чего я как человек не в состоянии сделать, т. е. чего не могут обеспечить все мои индивидуальные сущностные силы, то я могу сделать при помощи денег. Таким образом, деньги превращают каждую из этих сущностных сил в нечто такое, чем она сама по себе не является, т. е. в ее противоположность.

Когда мне хочется какого-нибудь кушанья или когда я хочу воспользоваться почтовой каретой, ввиду того что я недостаточно силен, чтобы проделать путь пешком, то деньги доставляют мне и кушанье и почтовую карету, т. е. они претворяют и переводят мои желания из чего-то пребывающего в представлении, из их мыслимого, представляемого, желаемого бытия в их чувственное, действительное бытие, из представления в жизнь, из воображаемого бытия в бытие реальное. В качестве такого опосредствования деньги – это подлинно творческая сила...

Если у меня есть призвание к научным занятиям, но нет для этого денег, то у меня нет и призвания, т. е. действенного, настоящего призвания к этому. Наоборот, если я на самом деле не имею никакого призвания к научным занятиям, но у меня есть желание и деньги, то у меня есть к этому действенное призвание. Деньги – как внешнее, проистекающее не из человека как человека и не из человеческого общества как общества всеобщее средство и способность превращать представление в действительность, а действительность в простое представление – в такой мере превращают действительные человеческие и природные сущностные силы в чисто абстрактные представления и потому в несовершенства, в мучительные химеры, в какой мере они, с другой стороны, превращают действительные несовершенства и химеры, действительно немощные, лишь в воображении индивида существующие сущностные силы индивиды в действительные сущностные силы и способности. Уже согласно этому определению деньги являются, следовательно, всеобщим извращением индивидуальностей, которые они превращают в их противоположность и которым они придают свойства, противоречащие их действительным свойствам.

В качестве этой извращающей силы деньги выступают затем и по отношению к индивиду и по отношению к общественным и прочим связям, претендующим на роль и значение самостоятельных сущностей. Они превращают верность в измену, ненависть в любовь, добродетель в порок, порок в добродетель, раба в господина, господина в раба, глупость в ум, ум в глупость.

Так как деньги в качестве существующего и действующего понятия стоимости, смешивают и обменивают все вещи, то они представляют собой всеобщее смешение о подмену всех вещей, следовательно, мир навыворот, смешение и подмену всех природных и человеческих качеств.

Кто может купить храбрость, тот храбр, хотя бы он и бы он и был трусом. так как деньги обмениваются не на какое-нибудь одно определенное качество, не на какую-нибудь одну определенную вещь или определенные сущностные силы человека, а на весь человеческий и природный предметный мир, то, с точки зрения их владельца, они обменивают любое свойство и любой предмет на любое другое свойство или предмет, хотя бы и противоречащие обмениваемому. Деньги осуществляют братание невозможностей; они принуждают к поцелую то, что противоречит друг другу» К. Маркс. 42, 146-150

Мир навыворот есть мир непосредственного бытия, мир товарного фетишизма. Здесь, как мы знаем:

«…продукты труда становятся товарами, вещами чувственно-сверхчувственными, или общественными… Товарная форма и то отношение стоимостей продуктов труда, в котором она выражается, не имеют решительно ничего общего с физической природой вещей и вытекающими из нее отношениями вещей. Это – лишь определенное общественное отношение самих людей, которое принимает в их глазах фантастическое отношение между вещами. Чтобы найти аналогию этому, нам пришлось бы забраться в туманные области религиозного мира. Здесь продукты человеческого мозга представляются самостоятельными существами, одаренными собственной жизнью, стоящими в определенных отношениях с людьми и друг с другом. То же самое я называю фетишизмом, который присущ продуктам труда, коль скоро они производятся как товары, и который, следовательно, неотделим от товарного производства. Этот фетишистский характер товарного мира, как уже показал предшествующий анализ, порождается своеобразным общественным характером труда, производящего товары». Маркс. 23, 82

Мир навыворот, о котором говорит Маркс, или мир наизнанку, о котором говорит Гегель, есть лишь являющийся, лишенный сущности мир. Это мир непосредственного бытия, который отличается от в себе и для себя сущего мира, как мир классового противоречия и рабства отличается от мира любви и свободы. Разорвать путы кровавого дикого темного мира и выйти на Свет Божий есть цель разума и задача пролетариата. Революционной волей, своей разумной диктатурой рабочий класс выполняет историческую миссию освобождения духа от власти антихриста и, таким образом, ведет борьбу христианства с язычеством. Уничтожая частную собственность, пролетариат тем самым уничтожает класс буржуазии, уничтожает классовое разделение общества и всякое рабство вообще. Так мир освобождается от господства класса преступников, тысячелетия прикрывавших свои подлые своекорыстные цели видимостью нравственности и общественной необходимости.

«В себе и для себя сущий мир есть определенное основание являющегося мира, и таков он лишь постольку, поскольку он в самом себе отрицательный момент и тем самым целокупность определений содержания и их изменений, которая соответствует являющемуся миру, но в то же время составляет его совершенно противоположную сторону. Следовательно, эти два мира относятся друг к другу так, что то, что в являющемся мире положительно, в сущем в себе и для себя мире отрицательно, и, наоборот, то, что в первом мире отрицательно, во втором положительно. Северный полюс в являющемся мире есть в себе и для себя южный полюс и наоборот: положительное электричество есть в себе отрицательное и т. д. То, что в являющемся наличном бытии есть зло, несчастье и т. д., есть в себе и для себя добро и счастье. На самом же деле именно в этой противоположности обоих миров исчезло их различие, и то, что должно было быть в себе и для себя сущим миром, само есть являющийся мир, а являющийся мир, наоборот, есть в самом себе существенный мир. – Являющийся мир прежде всего определен как рефлексия в инобытие, так что его определения и существования имеют свое основание и устойчивость в чем-то ином; но так как это иное также рефлектировано во что-то иное, то они соотносятся тем самым лишь со снимающим себя иным и, стало быть, с самим собой; являющийся мир тем самым есть в самом себе равный самому себе закон. – Наоборот, сущий в себе и для себя мир – это прежде всего тождественное с собой содержание, избавленное от инобытия и не подверженное изменению; но так как это содержание есть полная рефлексия являющегося в себя мира, иначе говоря, так как его разность есть рефлектированное в себя и абсолютное различие, то оно заключает в себе отрицательный момент и соотношение с собой как с инобытием; ввиду этого оно становится противоположным самому себе содержанием, переворачивающим себя наизнанку, лишенным сущности. Кроме того, это содержание в себе и для себя сущего мира тем самым приобрело также форму непосредственного существования. Ибо в себе и для себя сущий мир – это прежде всего основание являющегося мира; но, имея противоположение в самом себе, он в то же время снятое основание и непосредственное существование.

Являющийся мир и существенный мир… Каждый из них – самостоятельное целое существования; один должен был быть лишь рефлектированным существованием, а другой – непосредственным существованием; но каждый непрерывно продолжается в своем другом и есть поэтому в самом себе тождество обоих этих моментов …Таким образом, закон – это существенное отношение. Истина несущественного мира – это прежде всего другой для него, сущий в себе и для себя мир; но последний есть целокупность, так как он есть и он сам, и несущественный мир; таким образом, оба мира – непосредственные существования и тем самым рефлексии в свое инобытие и именно потому также поистине рефлектированные в себя». Гегель. Наука логики. 565-67

Истина несущественного мира бумажных или металлических денег – мир непосредственного бытия – это прежде всего другой для него, сущий в себе и для себя мир стоимости, проявляющий себя в бытии в форме существенного отношения двух лиц, участвующих в акте купли-продажи.

«Приравнивая свои различные продукты при обмене один к другому как стоимости, люди приравнивают свои различные виды труда один к другому как человеческий труд. Они не сознают этого, но они это делают. Таким образом, у стоимости не написано на лбу, что она такое. Поэтому, когда Галиани говорит: стоимость есть отношение между двумя лицами, то ему следовало бы добавить; отношение, прикрытое вещной оболочкой». Маркс. 23, 84

«Обычно думают, что абсолютное должно находиться далеко по ту сторону, но оно как раз есть вполне наличное, которое мы как мыслящие существа всегда носим с собой и употребляем, хотя явно не сознаем этого». Гегель. 1, 125

Понятие стоимости, сущность денег есть то абсолютное, которое мы как мыслящие существа всегда носим с собой и употребляем, хотя явно не сознаем этого. Только философское мышление способно познать сущность вещей, в том числе сущность товара – закон стоимости как закон диалектики – познать и снять в идею нравственности скрывающееся за противоречием вещей противоречие людей в классовом обществе.

«…Закон не потусторонен явлению, но непосредственно присущ последнему; царство законов есть спокойное отображение существующего или являющегося мира»…«Закон есть, следовательно, существенное явление». Ленин. 29, 136. Из Гегеля.

Маркс «показал, что стоимость всякого товара определяется количеством общественно-необходимого рабочего времени, идущего на производство товара. Там, где буржуазные экономисты видели отношение вещей (обмен товара на товар), там Маркс вскрыл отношение между людьми. Обмен товаров выражает связь между отдельными производителями при посредстве рынка. Деньги означают, что эта связь становится все теснее, неразрывно соединяя всю хозяйственную жизнь отдельных производителей в одно целое. Капитал означает дальнейшее развитие этой связи: товаром становится рабочая сила человека. Наемный рабочий продает свою силу владельцу земли, фабрик, орудий труда. Одну часть рабочего дня рабочий употребляет на то, чтобы покрыть расходы на содержание свое и своей семьи (заработная плата), а другую часть дня рабочий трудится даром, создавая прибавочную стоимость для капиталиста, источник прибыли, источник богатства класса капиталистов. Учение о прибавочной стоимости есть краеугольный камень экономической теории Маркса». Ленин. 23, 45

Закон стоимости – это существенное отношение мира сущности и мира бытия, выражающееся существенным явлением товарообмена.

«Философия исстари не ставила своей целью ничего иного, кроме мыслящего познания идеи, и все то, что заслуживает названия философии, всегда помещало в основание своих учений сознание абсолютного единства того, что рассудком признается лишь в его раздельности». Гегель. 1, 401

«…Понятие есть идеальное единство бытия и сущности». Гегель. 1, 355

«Стоимость товара получает самостоятельное выражение, когда она представлена как «меновая стоимость»… «Товар есть потребительная стоимость и меновая стоимость…», или, строго говоря, «товар есть потребительная стоимость, или предмет потребления, и стоимость». Он обнаруживает эту свою двойственную природу, когда его стоимость получает собственную, отличную от его натуральной, форму проявления, а именно форму меновой стоимости, причем товар, рассматриваемый изолированно, никогда не обладает этой формой, но обладает ею всегда лишь в стоимостном отношении, или в меновом отношении, к другому, неоднородному с ним товару». Маркс. 23, 70

Таким образом, понятие стоимости есть идеальное единство бытия товара (потребительной стоимости) и сущности (стоимости, или меновой стоимости). Однако абсолютное единство потребительной стоимости и стоимости рассудком признается лишь в раздельности, как вещь и цена, которую рассудок неистинно называет стоимостью(так, например, имея в виду цену товара, говорят: вещь стоит столько-то. Это, однако, как мы заметили, не истинное определение стоимости, а абстрактное тождество цены и стоимости).

«Если бы товары обладали даром слова, они сказали бы: наша потребительная стоимость, может быть, интересует людей. Нас, как вещей, она не касается. Но что касается нашей вещественной природы, так это стоимость. Наше собственное обращение в качестве вещей-товаров служит тому лучшим доказательством. Мы относимся друг к другу лишь как меновые стоимости». Маркс. Капитал: 1, 93

«В самом деле мы исходим из меновой стоимости, или менового отношения товаров, чтобы напасть на след скрывающейся в них стоимости… Каждый знает – если он даже ничего более не знает, – что товары обладают общей им всем формой стоимости, резко контрастирующей с пестрыми натуральными формами их потребительных стоимостей, а именно: обладают денежной формой стоимости». Маркс. 23, 56-57

«…Деньги в зародыше уже содержатся в понятии стоимости, они представляют собой лишь развившуюся стоимость. Но когда стоимость товаров, в отличие от самих товаров, получает самостоятельное бытие в деньгах, тогда в общество, производящее и обменивающее товары, вступает новый фактор, – фактор с новыми общественными функциями и последствиями». Энгельс. 20, 319

Маркс проанализировал «отношение буржуазного (товарного) общества: обмен товаров. Анализ вскрывает в этом простейшем явлении (в этой "клеточке" буржуазного общества) все противоречия (соответственно зародыши всех противоречий) современного общества... развитие (и рост и движение) этих противоречий и этого общества...». Ленин. 29, 318

Сущность капитала раскрывается в производственных отношениях, в отношениях стоимости. Зная это, дух волей пролетариата революционно снимает противоречие труда и капитала. Диктатура пролетариата освобождает дух от капиталистического рабства и, разрушая темницы товарного фетишизма, выводит на Свет Божий действительную Природу Человека.

«То, что в предметах, свойствах, событиях истинно, то, что в них есть сокровенного, существенного, составляющего суть, которую нам важно знать, не находится в сознании непосредственно, не дается нам с первого взгляда и внезапным озарением; необходимо размышлять, для того чтобы добраться до истинного строя предмета». Гегель. 1, 116

Познать природу капитала способен разум, но не способен рассудок. Последний составляет классовое противоречие трудящимся и отрицает свободу духа. Учение об освобождении пролетариата - марксизм - есть учение об освобождении духа. Развивая это учение, мы освобождаемся от рабства, носителем которого является буржуазный рассудок. Буржуазия есть последний класс рабовладельцев и насильников над природой человека. Капитализм есть последняя из форм рабства. В смертельной борьбе с капитализмом человечество должно обрести свою свободу.

Потому что мы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе

Журналистика не наука, обыватель не ученый. Ложь, с которой всемирная гадь капитала обрушилась на разум, защищая буржуазную рабовладельческую власть над миром, показывает слабость непосредственного конечного мышления перед силой разума, изобличающего циничность телевизионных и газетных шутов антикоммунизма. Пролетарский штык может и должен подпереть вампиров капитала, восседающих на шее мирового пролетариата. Им нельзя заполучить власть над Украиной! Мир должен вырваться из кровавых противоречий, которыми его опутала мировая буржуазия.

Марксизм есть учение о сущности человека, о том, как человек непосредственного бытия, скованный властью противоречий, может и должен стать Человеком Свободным. Учение Христа, Гегеля и Маркса есть учение о свободе духа. У философии свой язык. То, что на языке религии называется антихристом, на языке науки называется отрицанием идеи. Мир капитала есть мир непосредственного бытия, мир антихриста.

«Дружба с миром есть вражда против Бога» – говорит Иаков (4,4).

Капитализм – мир непосредственного бытия – животная власть буржуазного рассудка, что отличается реакционным отрицанием идеи, ложным понятием религии, псевдокультурой, разрушением научной теории познания. Капитализм есть антихристианское мышление, породившее нацизм, маккартизм, империалистические войны и прочие проявления государства современных рабовладельцев.

«Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу». Иак 4, 4

«Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей.

Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, – не есть от Отца, но от мира

«Мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле». 1 Ин 5:19

Мир капитала есть зло, ибо это мир непосредственного бытия. Здесь действует закон противоречия, то, что на языке религии называется законом греха.

«То, что ты сеешь, не оживет, если не умрет; Сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное; Но не духовное прежде, а душевное, потом духовное». 1 Кор. 15: 36, 44, 46

«Но вы не по плоти живете, а по духу, если только Дух Божий живет в вас. Если же кто Духа Христова не имеет, тот и не Его» Рим. 8: 9

«Христос говорит: ищите прежде царство божье, и все остальное приложится вам. Частные цели могут быть достигнуты лишь в том случае, если достигается в-себе-и-для-себя-сущее». Гегель. 1, 116

Не по плоти капитала, но по духу труда, по идее нравственности живут истинные коммунисты. И это значит, что они истинно христиане и стремятся к тому, чтобы люди нашли себя друг в друге.

«Предположим теперь человека как человека и его отношение к миру как человеческое отношение: в таком случае ты сможешь любовь обменивать на любовь, доверие только на доверие и т. д. Если ты хочешь наслаждаться искусством, то ты должен быть художественно образованным человеком. Если ты хочешь оказывать влияние на других людей, то ты должен быть человеком, действительно стимулирующим и двигающим вперед других людей. Каждое из твоих отношений к человеку и к природе должно быть определенным, соответствующим объекту твоей воли проявлением твоей действительной индивидуальной жизни. Если ты любишь, не вызывая взаимности, т. е. если твоя любовь как любовь не порождает ответной любви, если ты своим жизненным проявлением в качестве любящего человека не делаешь себя человеком любимым, то твоя любовь бессильна, и она – несчастье». Карл Маркс. 42,150-51

Чтобы любовь стала истиной бытия, надо перестроить мир непосредственного сознания, уничтожить частную собственность и тем самым снять противоречие труда и капитала. Коммунистическая Революция освобождает дух от буржуазного порабощения, снимает противоречие частного и всеобщего. Преодоление частной собственности есть уничтожение власти антихриста и рождение государства абсолютной, или коммунистической, идеи. Это – идея Бога.

«Люди должны поэтому стремиться к тому, чтобы найти себя друг в друге. Но это не может произойти до тех пор, пока они остаются во власти своей непосредственности, своей природности, ибо эта последняя есть как раз то, что разобщает их друг с другом и препятствует им быть друг в отношении друга свободными. Свобода требует поэтому того, чтобы самосознающий субъект и своей природности не давал проявиться и природности других тоже не терпел бы, но чтобы, напротив, относясь равнодушно к наличному бытию, в отдельных непосредственных отношениях с людьми он и свою, и чужую жизнь ставил бы на карту для достижения свободы. Только посредством борьбы, следовательно, может быть завоевана свобода; одного заверения в том, что человек обладает свободой, для этого недостаточно; только тем, что человек как себя самого, так и других подвергает смертельной опасности, он доказывает на этой стадии свою способность к свободе». Гегель. 3, 241

Только посредством борьбы может быть завоевана свобода! Эта борьба есть отрицание отрицания. Только тем, что человек как себя самого, так и других подвергает смертельной опасности, он на этой стадии (на стадии непосредственного бытия), уничтожая классовое государство как свою несвободу, уничтожает несвободу духа. Тем самым он преодолевает свою природность и доказывает свою способность к свободе. Гимн всемирной борьбы за освобождение духа - Интернационал.

Уничтожение гимна мирового пролетариата и великого дела мирового духа, революционно уничтожающего мерзкий кровавый класс эксплуататоров трудящихся, стало идеей фикс перестройщиков и приватизаторов, банды несусветного жулья, на платформе антикоммунизма устремившейся на войну против СССР, на войну, результатом которой становится всемирное порабощение пролетариата партийными лохами перестройки. Война эта желтым дерьмом буржуазной свободы нагло разливается теперь по Украине. О каком таком голосовании может идти речь, когда дело идет о свободе духа, когда идет война и враг берет нахрапом бессильных и деидеологизированных рабочих! Еще раз предупреждаю трудящихся: на войне, как на войне – исход борьбы решается не голосованием! Американское и европейское буржуазное дерьмо – это животный мир, антихрист, отсутствие духа, власть капитала, война и смерть свободы.

Враги идеи разума, отцы и дети буржуазной перестройки и контрреволюции в России усилиями фурий массмедиа извратили и превратили двустишье пролетарской свободы в пугало для страны и для всего мира. Большевики, дескать, хотели «весь мир разрушить до основанья!», гони их, коммунистов! Истеричная вакханалия не стихала, притчей во языцех стал намёк: «До основанья, а затем», что выражало самодовольное ликование тупых бесов антикоммунизма по поводу "спасения" мира от "красно-коричневой чумы".

Пролетариат не ставит своей целью разрушение всего мира, В Интернационале» не сказано «весь мир мы разрушим до основанья», а сказано четко и ясно: «весь мир насилья мы разрушим до основанья». Это – революционное отрицание мира насилия, отрицание капитализма социализмом – отрицание отрицания, положительное утверждение свободы духа.

«Империализм вырос как развитие и прямое продолжение основных свойств капитализма вообще. Но капитализм стал капиталистическим империализмом лишь на определенной, очень высокой ступени своего развития, когда некоторые основные свойства капитализма стали превращаться в свою противоположность, когда по всей линии сложились и обнаружились черты переходной эпохи от капитализма к более высокому общественно-экономическому укладу. Экономически основное в этом процессе есть смена капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями. Свободная конкуренция есть основное свойство капитализма и товарного производства вообще; монополия есть прямая противоположность свободной конкуренции, но эта последняя на наших глазах стала превращаться в монополию, создавая крупное производство, вытесняя мелкое, заменяя крупное крупнейшим, доводя концентрацию производства и капитала до того, что из нее вырастала и вырастает монополия: картели, синдикаты, тресты, сливающийся сними капитал какого-нибудь десятка ворочаюших миллиардами банков. И в то же время монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют ее, а существуют над ней и рядом с ней, порождая этим ряд особенно острых и крупных противоречий, трений, конфликтов.

Монополия есть переход от капитализма к более высокому строю. Если бы необходимо было дать как можно более короткое определение империализма, то следовало бы сказать, что империализм есть монополистическая стадия капитализма». Ленин. 27, 385-86

«Капитализм в его империалистической стадии вплотную подводит к самому всестороннему обобществлению производства, он втаскивает, так сказать, капиталистов, вопреки их воли и сознания, в какой-то новый общественный порядок, переходный от полной свободы конкуренции к полному обобществлению». Ленин. 27, 320-321

«Мы видели, что по своей экономической сущности империализм есть монополистический капитализм. Уже этим определяется историческое место империализма, ибо монополия, вырастающая на почве свободной конкуренции и именно из свободной конкуренции, есть переход от капиталистического к более высокому общественно-экономическому укладу». Ленин. 27, 420

«Это та самая указанная выше точка зрения, согласно которой некоторое всеобщее первое, рассматриваемое само по себе, оказывается другим по отношению к самому себе». Ленин. 29, 207.

Капитализм оказывается другим по отношению к самому себе – становится социализмом, и поэтому мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм. Государственная монополия капитализма оказывается государственной монополией социализма, и это есть утвердительная всеобщность коммунистического общества. Социализм есть другое капитализма.

«Но это другое есть по существу не пустое отрицательное, не ничто, признаваемое обычным результатом диалектики, а другое первого, отрицательное непосредственного; оно, следовательно, определено как опосредствованное, вообще содержит внутри себя определение первого. Тем самым первое, по существу, также сберегается и сохраняется в другом. – Удержать положительное в его отрицательном, содержание предпосылки – в ее результате, вот что есть самое важное в разумном познании...». Ленин. 29, 207. Из Гегеля.

«Спекулятивное, или положительно-разумное, постигает единство определений в их противоположности, то утвердительное, которое содержится в их разрешении и переходе». Гегель. 1, 210

Не голое отрицание, не зряшное отрицание, не скептическое отрицание, колебание, сомнение характерно и существенно в диалектике, – которая, несомненно, содержит в себе элемент отрицания и притом как важнейший свой элемент, – нет, а отрицание как момент связи, как момент развития, с удержанием положительного, т. е. без всяких колебаний, без всякой эклектики». Ленин. 29, 207

Социализм есть по существу не пустое отрицательное, а другое первого, другое капитализма, отрицательное непосредственного частнособственнического абстрактно-религиозного представления о нравственности, отрицание частной собственности и государства буржуазии. Социализм, следовательно, определен как опосредствованное, вообще содержит внутри себя определение первого (определение капитализма). Тем самым первое – достижения эпохи капитализма: промышленность, наука, производство, лучшее в культуре – по существу сберегается и сохраняется при социализме. ( В скобках заметим: лучшее в культуре при капитализме – это не достижение собственно капитализма, а как раз напротив, стремление духа к идее нравственности, т. е. именно отрицание капитализма). Удержать положительное в его отрицательном, содержание предпосылки – в ее результате, вот что есть самое важное в теории познания, в диалектике Гегеля и марксизма. Не голое отрицание капитализма характерно и существенно для социализма, а отрицание с удержанием положительного. Это отрицание исторически и нравственно законно и неизбежно.

«Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют.

Капиталистический способ присвоения, вытекающий из капиталистического способа производства, а следовательно, и капиталистическая частная собственность, есть первое отрицание индивидуальной частной собственности, основанной на собственном труде. Но капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это – отрицание отрицания. Оно восстанавливает не частную собственность, а индивидуальную собственность на основе достижений капиталистической эры: на основе кооперации и общего владения землей и произведенными самим трудом средствами производства». Маркс. 23, 772

Социализм есть положительное капитализма, обращенное на пользу всему обществу. Отрицательным капитализма является классовое противоречие, частная собственность и буржуазное государство, т. е. орган насилия над пролетариатом. Отрицая отрицательное, пролетариат утверждает положительное, неклассовое общество, освобождает дух от ига капиталистической эксплуатации и осуществляет меру вещей, тождество единичности и всеобщности – явление идеи нравственности, абсолютной, или коммунистической, идеи. Это – идея Бога.

«Постигающее в понятиях познание есть, таким образом, единство теоретического и практического отношения: отрицание единичности как отрицание отрицания есть утвердительная всеобщность, которая сообщает частным определениям устойчивое существование, ибо подлинная единичность есть вместе с тем всеобщность в самой себе». Гегель. 2, 23

«…Что такое отрицание отрицания? Весьма общий и именно потому весьма широко действующий и важный закон развития природы, истории и мышления…». Энгельс. 20, 145

«Идея есть по существу своему процесс, так как ее тождество есть лишь постольку абсолютное и свободное тождество понятия, поскольку оно есть абсолютная отрицательность и поэтому диалектично». Ленин. 29, 183. Из Гегеля.

«Пролетариат берет государственную власть и превращает средства производства прежде всего в государственную собственность. Но тем самым он уничтожает себя как пролетариат, тем самым он уничтожает все классовые различия и классовые противоположности, а вместе с тем и государство как государство... Государство, т. е. организация эксплуататорского класса для поддержания его внешних условий производства, в особенности для насильственного удержания эксплуатируемого класса в определяемых данным способом производства условиях подавления (рабство, крепостничество, наемный труд)... Когда государство наконец-то становится действительно представителем всего общества, тогда оно само себя делает излишним... Место правительства над лицами заступает распоряжение вещами и руководство процессами производства». Ленин. 33, 16-17

Социализм разрушает буржуазное государство, как сказано в «Интернационале», разрушает мир насилья, но, отрицая отрицательное, удерживает в себе положительное капитализма: сохраняет производство, науку, искусство – общечеловеческую культуру. В том числе и науку истинного мышления, то есть философию, о чем Гегель говорит так:

«Эта наука постольку представляет собой единство искусства и религии, поскольку внешний по своей форме способ созерцания искусства, присущая ему деятельность субъективного созидания и расщепления его субстанциального содержания на множество самостоятельных форм, становится в тотальности религией. В религии в представлении развертывается расхождение и опосредствование раскрытого содержания и самостоятельные формы не только скрепляются вместе в некоторое целое, но и объединяются в простое духовное созерцание и, наконец, возвышаются до мышления, обладающего самосознанием. Это знание есть тем самым познанное посредством мышления понятие искусства и религии, в котором все то, что различно по содержанию, познано как необходимое, а это необходимое познано как свободное». Гегель. 3, 393

«В основе назревающего системного кризиса (мировой экономики. – Кимн.) лежит кризис аккумуляции капитала... Предприниматели делают деньги на максимизации разницы между ценой производства и ценой продажи...

Стоимость трудовых ресурсов выросла, потому что происходило политическое усиление рабочей силы. Производитель снижает издержки, уходя из дорогих районов. Но ведь это подразумевает, что есть места, где люди будут работать за меньшие деньги...

Мы подошли к такому моменту, когда аккумуляция капитала и предпринимательство оказываются очень слабо связаны друг с другом. Можно аккумулировать капитал, но не быть предпринимателем, и наоборот: быть предпринимателем и не аккумулировать капитал...

В 19 веке центристский либерализм был обеспокоен опасными классами. Опасные классы – это те, кто беспокоил людей, владеющих капиталом, правивших или принимавших решения...

Россия может предложить две вещи. Во-первых, дешевую рабочую силу. Это важно, поскольку США это предлагает Китай.…Во-вторых, у России все еще есть армия. Россия предлагает это Западной Европе…Другой важный геополитический вопрос – столкновение Севера и Юга. Тут Россия не является главным игроком. Главный игрок почувствуется по тому, что происходит на Кавказе… Я не думаю, что Россия захочет, чтобы Европа шла вперед без нее, потому что это означает появление враждебных сил у ее границ. Если не будет сделки между Россией и Западной Европой, тогда европейцы инкорпорируют все страны вплоть до Украины. …Что касается Германии и Франции, то их задача – инкорпорировать Польшу, Чехию и другие страны…». Из интервью И. Валлерстайна. «Вести/Казначей». 26.07.01

Как только мировой капитал будет аккумулирован в руках всемирного пролетариата, исчезнут всякие экономические кризисы, "системные" и "несистемные". Прекратится спекуляция, осуществится тождество цены и стоимости товара, тождество явления и сущности стоимости.

«В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства … каждый отдельный производитель получает обратно от общества за всеми вычетами ровно столько, сколько сам дает ему. То, что он дал обществу, составляет его индивидуальный трудовой пай… Он получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда.

То же самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме. Здесь, очевидно, действует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных стоимостей. Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и потому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения последних между отдельными производителями, то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой». Маркс. Критика Готской программы.

Понятно, что если один капиталист, играя на разнице цены и стоимости, увеличивает цену, то и другой капиталист поступит так же: продай мне дороже одно, и я продам тебе дороже другое. Это основа конкуренции. Это естественно для капитализма. Но этого нет при социализме, где нет "свободного" ценообразования, потому что нет класса эксплуататоров. Государственная собственность означает плановое регулирование экономики. Социализм есть власть совести – истина религии, мера вещей, а именно мера труда и потребления: каждый работает по способностям и получает по труду. Это – идея Бога.

«…Отдельные частные работы, совершенно независимо друг от друга, но всесторонне связанные между собой как звенья естественно выросшего общественного разделения труда, постоянно приводятся к своей общественно пропорциональной мере». Маркс. 23, 85

«Можно также рассматривать меру как дефиницию абсолюта, и, согласно этому способу рассмотрения, было сказано, что Бог есть мера всех вещей. Это же воззрение составляет также основной тон некоторых древнееврейских гимнов, в которых прославление бога состоит главным образом в провозглашении, что именно он положил всему границы: морю и суше, рекам и горам, а также и различным видам животных и растений. В религиозном сознании древних греков божественность меры в ее отношении к нравственности изображается в виде Немезиды. В этом представлении заключена, кроме того, мысль, что все человеческое: богатство, честь, могущество и точно так же радость, печаль и т. д. – имеет свою определенную меру, превышение которой ведет к разрушению и гибели. Что же касается предметного мира, то и здесь мы встречаем меру. Мы видим, во-первых, в природе такие существования, существенное содержание которых образует мера. Такова в особенности Солнечная система, которую мы вообще должны рассматривать как царство свободной меры». Гегель. 1, 258

«Далее, часто также утверждали, что Бог как высшее существо не может быть познан. Это вообще точка зрения современного просвещения и, строже говоря, точка зрения абстрактного рассудка, который удовлетворяется тем, что говорит: есть высшее существо – и на этом успокаивается. Когда говорят так и рассматривают Бога лишь как высшее потустороннее существо, то тем самым утверждают мир в его непосредственности, как нечто прочное, положительное и при этом забывают, что сущность есть как раз снятие всего непосредственного. Бог как абстрактная, потусторонняя сущность, вне которой, следовательно, лежат различие и определенность, есть на самом деле одно только название, одно только caput mortuum (мертвая голова. – лат.) абстрагирующего рассудка. Истинное познание Бога начинается знанием того, что вещи в их непосредственном бытии не обладают истиной». Гегель. 1, 267

Деньги в их непосредственности не обладают истиной, и было бы варварством называть понятием денег, скажем, сто долларов, марок или рублей и т. п. Понятие денег – это не материальная плоть денег, а сущность денег, – стоимость.

«…Не без права можно было бы считать варварством, что сто талеров называются понятием… Здесь идет речь о Боге, который представляет собой предмет другого рода, чем сто талеров и любое другое особенное понятие, представление или как бы мы его ни называли. Ведь все конечное состоит на самом деле в том, и только в том, что его наличное бытие отлично от его понятия. Но Бог есть, несомненно, то, что может быть «мыслимо лишь как существующее», – то, понятие чего заключает в себе бытие. Это единство понятия и бытия и составляет понятие Бога». Гегель. 1, 174

Для рассудка наличное бытие денег отлично от понятия денег, т. е. цена отлична от стоимости. В этом основа буржуазной морали и права капитала – отрицание сущности вещей, идеи нравственности. Единство понятия и бытия стоимости, или, вернее, тождество меновой стоимости и цены товара, составляет понятие Бога. Это нравственно. Культ златого тельца есть варварство, жизнь по плоти, а не по духу.

Валлерстайн признаёт, что "предприниматели делают деньги на максимизации разницы между ценой производства и ценой продажи". Тем самым Валлерстайн признаёт, что капитализм отрицает тождество цены и стоимости и что нарушение тождества – основа существования капитализма. Но нарушение закона тождества есть отрицание идеи нравственности!

«Так как идея есть вообще конкретное, духовное единство, а рассудок состоит в понимании определений понятия лишь в их абстрактности и, следовательно, в их односторонности и конечности, то это единство превращается представителями рассудочного мышления в абстрактное пустое тождество, в тождество, в котором, следовательно, не существует различия, а все есть одно и то же, в том числе добро и зло. Название система тождества, или философия тождества, сделалось поэтому общепринятым для обозначения спекулятивной философии». Гегель. 1, 59

Конкретное, духовное единство цены и стоимости, как эмпирического и идеального, или сущностного, определений понятия стоимости, превращено буржуазией в абстрактное пустое тождество, в котором между ценой и стоимостью не существует различия, а все есть одно и то же. Буржуазный рассудок навязывает миру определения цены и стоимости как не связанные друг с другом, чтобы иметь возможность назначать цену товара по своекорыстию и бессовестности частного собственника. Абстрактное пустое тождество есть основа "рынка", или лживого базара, освященного монетарным правом и его продажной моралью. Отрицание тождества между ценой и стоимостью – это зло и есть главный принцип капитализма и основа антикоммунизма.

Капитализм – отрицание тождества цены и стоимости – это отрицание закона стоимости.

«…Продукты равных количеств общественного труда обмениваются друг на друга. Это и есть закон стоимости – основной закон как раз товарного производства, следовательно также и высшей его формы – капиталистического производства. Он прокладывает себе путь в современном обществе таким способом, каким только и могут прокладывать себе путь экономические законы в обществе частных производителей, т. е. как слепо действующий закон природы, заключенный в самих вещах и отношениях и не зависящий от воли и стремлений производителей». Энгельс. Анти-Дюринг. Отд. 3, гл.4

«Эта чистая бесконечность права, его неразделенность, отраженная в вещи, в самом особенном, есть его равенство с другим, а абстракция этого равенства одной вещи с другой, конкретное единство и право есть стоимость; более того, сама стоимость есть равенство как абстракция, идеальная мера; находимая же в действительности, эмпирическая мера – цена». Гегель. Система нравственности. 299-300

Таким образом, тождество цены и стоимости есть тождество явления и сущности, конечного и бесконечного, единичного и всеобщего – тождество противоположностей. Познать сущность вещей, природу понятия стоимости и снять противоречие в идею нравственности – вот основной вопрос философии. Ответ на этот вопрос дает теория познания Христа, Гегеля и марксизма – диалектика, учение об освобождении духа. Философия истории объясняет диалектику развития и движения духа от классового государства к неклассовому коммунистическому обществу,– к государству абсолютной идеи. И пусть нынче в РГД заседает и думает враждебное сущности вещей конечное обыденное мышление, пусть самодовольные парламентские коты в поисках барской сметанки промышляют данной им кнопочной властью и услужливо отменяют память пролетариата о Великом Октябре 1917 года. Они совершают невыполненное фашизмом искоренение памяти пролетариата. Но придет время, когда все эти гладкошерстные помойные твари продажного буржуазного ренессанса ощутят дискомфорт в момент их столкновения с реальной исторической памятью все того же неумирающего класса, движителя истории, призванного перевернуть продажный кошачий и собачий мир товарного мышления, дабы людям труда стать действительно людьми, а скотам – скотами. Лишенное духа не есть человеческое, ибо не мыслит разумно.

Мудрость обыденного бытия есть зло, а мудрость духа понимается обыденным рассудком как безумие. В свое время один деятель поместил коммунизм в "последний вагон истории", очевидно надеясь отцепить его. Я думаю, что история вовсе не поезд, а дух – не пассажир в электричке частной собственности. Конечные категории не могут быть основой разумного образа мышления. А поезд или вагон и есть как раз конечное, с идеей разума не совместимое. Мудрость Христа, Гегеля и марксизма – мудрость духа, мудрость Божия; а премудрость мира сего, премудрость "думских котов" и поездов антикоммунизма – это от лукавого, ибо плоть от плоти буржуазии – мир непосредственности, страсть, мнение, слепой закон отрицания.

«Прелюбодействующие! не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу». Иак 4, 4

Осознать закон природы, закон непосредственного бытия и его противоречие, подняться над слепой стихией, господствующей в последней из форм рабства, в капиталистическом обществе, – это значит познать идею Бога и осуществить свободу духа.

«Мудрость же мы проповедуем между совершенными, но мудрость не века сего и не властей века сего преходящих» (6); «Мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога» (12); «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (14); «Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (15); «Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? А мы имеем ум Христов» (16). 1Кор 2

«В своей непосредственности дух свободен только в себе, только по своему понятию, или в возможности, но еще не в действительности. Действительная свобода не есть поэтому нечто непосредственно сущее в духе, но нечто такое, что еще только должно быть порождено его деятельностью… Все развитие понятия духа представляет собой только самоосвобождение духа от всех форм наличного бытия, не соответствующих его понятию, – освобождение, осуществляемое благодаря тому, что эти формы преобразуются в некоторую действительность, полностью соответствующую понятию духа». Гегель. 3, 26

Самоосвобождение духа от непосредственности капиталистического бытия есть та отрицательность непосредственности, которая в качестве социалистической революции приводит дух к свободе и является понятием коммунистической, или абсолютной, идеи.

«..Свобода есть отрицательность, которая углубляется в себя, чтобы достигнуть наивысшей интенсивности, а потому есть как раз абсолютное, утвердительное». Гегель. 3, 221

Господа росдумцы, как и всякие господа в своем роде, не любят отрицательность, хотя сами они и есть отрицательность. Но они, в отличие от разумного, есть отрицание разума, а не его утверждение.

«Само конечное есть первое отрицание, не-конечное есть отрицание отрицания, тождественное с собой отрицание и, следовательно, вместе с тем и истинное утверждение». Гегель. 1, 233

Тех, кто исходит из познания сущности, из природы вещей, называют материалистами. Идеализмом же принято называть власть субъективного мышления, отрицающего сущность и ограничивающего себя рамками непосредственного обыденного представления. В дальнейшем мы детально рассмотрим эти определения. Пока же примем это различие как данное.

Мы обратили внимание на то, что материалистическая теория познания проникает в сущность вещей и не ограничивается представлением непосредственного конечного обыденного мышления. Познание сущности денег приводит нас к познанию природы человеческих отношений, скрывающихся за ширмой товарного фетишизма. Повторим:

«Труд, создающий меновую стоимость, характеризуется тем, что общественное отношение людей представляется, так сказать, превратно, а именно как общественное отношение вещей». Маркс. 13, 20

«Он (Маркс. – К.Н.) показал, что стоимость всякого товара определяется количеством общественно-необходимого рабочего времени, идущего на производство товара. Там, где буржуазные экономисты видели отношение вещей (обмен товара на товар), там Маркс вскрыл отношение между людьми». Ленин. 23, 44

Буржуазный политэконом, парламентарий и прочее откровение рассудка есть плоть от плоти конечного сознания – субъективный идеализм, мышление, ограниченное внешностью вещей и отрицающее познание сущности явлений окружающего мира. Конечное мышление способно заниматься конечной наукой, но не наукой разума. Достижение успехов в науке или искусстве не влечет за собой успехов в философии. И мы видим среди умных массу людей самонадеянных и невежественных в области мышления. Они не сознают этого, но они это делают: они отрицают дух. Им кажется, что им известна природа государства, собственности, демократии, капитала и прочих вещей, им кажется, что они и в философии представляют истину. На самом же деле эти люди выказывают образованное невежество, роднящее их с врагами их же собственного желания.

«В том-то и сказывается несознательность рассудка, что он упраздняет как раз то определение, которое он сам устанавливает, и делает, следовательно, нечто противоположное тому, что он хочет сделать. Он хочет отделить особенное от всеобщего, но именно благодаря этому особенное введено во всеобщее, и, следовательно, действительно существующим оказывается единство всеобщего и особенного». Гегель. 2, 24

Российские парламентарии хотят блага народу? Но они упраздняют как раз самое благо народа. И делают, следовательно, нечто противоположное тому, что они "хотят" сделать. Они отделяют особенное России от всеобщего революционного процесса самоосвобождения мирового духа. Но благодаря Великой Октябрьской Социалистической революции особенное России введено во всеобщее, и, следовательно, действительно существующим оказывается единство всеобщего мирового духа и особенного России. Они устраняют память об этом Великом революционном освобождения духа, вместе с тем устраняя свободу духа, но именно Великая Октябрьская Социалистическая Революция дала жизнь свободному духу, жизнь России.

Парламентским трутням уже сейчас предоставляется возможность ощутить то противоречие, в которое они своим мышлением загнали Россию, – противоречие духа и капитала. Дух социализма спасал Россию не однажды: и в годы империалистической бойни 1914 года, и победой над империализмом в 1945 году. Благодаря парламентскому невежеству, Россия имеет возможность испытать то, чего она избежала в результате победы С0циалистической Революции, – испытать свою гибель. Может быть, упоенные властью недоучки и враги идеи, парламентарии, порабощающие дух своим невежественным убогим мышлением, успеют еще на своем недолгом веку ощутить генерируемый ими распад "своей" страны. Отрицание идеи питается плешивым односторонним мышлением, полагающим конечные определения там, где место определениям разума, где место бесконечному и истинному. Паршивые коты буржуазного парламентаризма в рамках своей субъективной деятельности обустраивают мир по образу и подобию своего ливерного мышления. Они выражают презрение к истории духа и вычеркнули из общественного сознания Красный День 7 ноября. Не в одном дне заключается революция, и не в одном тысячелетии существует дух. Но враждебный идее кошачий мир российского парламентаризма есть классовый мир, который лишь до поры до времени мирен и смирен, хотя в действительности порабощает дух, разрушает и в конечном счете уничтожит Россию. Ваше право – невежество вашего мышления, господа! Наше дело – наука разума.

«Далее, так как, согласно прежде данному нами разъяснению, логическое следует вообще понимать не только в смысле субъективной деятельности, а, наоборот, как всецело всеобщее и, следовательно, вместе с тем объективное, то это верно также и по отношению к рассудку – этой первой форме логического…Что, наконец, философия также не может обойтись без рассудка, это… вряд ли нуждается в особом разъяснении. Для философствования требуется прежде всего, чтобы каждая мысль мыслилась нами во всей ее строгости и чтобы мы не оставляли ее смутной и неопределенной.

Но обыкновенно говорят также, что рассудок не должен заходить слишком далеко, и это утверждение верно, ибо рассудочные определения, разумеется, не являются последним результатом, а наоборот, конечны, говоря более точно, носят такой характер, что доведенные до крайности превращаются в свою противоположность; юношеству свойственно блуждать в абстракциях, но человек, умудренный жизненным опытом, напротив, не отдается абстрактному или-или, а держится конкретного. Диалектический момент есть снятие такими конечными определениями самих себя и их переход в свою противоположность». Гегель. 1, 204-205

«В высшей степени важно уяснить себе, как следует понимать и познавать диалектическое. Оно является вообще принципом всякого движения, всякой жизни и всякой деятельности в сфере действительности … Диалектическое есть также душа всякого истинно научного познания… Конечное ограничивается не только извне, но и снимается благодаря своей собственной природе и благодаря себе самому переходит в свою противоположность…Вообще конечное в себе противоречиво и вследствие этого снимает себя». Гегель. 1, 206

Человеческая история есть процесс развития и освобождения духа от власти конечных неистинных определений. Это процесс осуществления логической, или коммунистической, идеи. Это – идея Бога.

«Что же касается присутствия диалектики в духовном мире, и в частности в правовой и нравственной области, то следует здесь лишь напомнить о том, что, как это следует из всеобщего опыта, в своей наивысшей точке всякое состояние или действие переходят в свою противоположность…». Гегель. 208-209

Поэтому капитализм переходит в свою противоположность – в социализм. Это не прихоть большевиков или ученых диалектиков. Это – сама диалектика, сам дух.

«В собственном смысле диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов: не только явления преходящи, подвижны, текучи, отделены лишь условными гранями, но и сущности вещей также». Ленин. 29, 277. Читая Гегеля.

В сущности капиталистического общества лежит противоречие классов, выражающееся в противоречии товара, собственности, государства, воли и т. д.

«Раздвоение* единого и познание противоречивых частей его… есть суть… диалектики. Так именно ставит вопрос и Гегель». Ленин. 29, 316

«Лишь в рамках своего обмена продукты труда получают общественно одинаковую стоимостную предметность, обособленную от их чувственно различных потребительных предметностей. Это расщепление* продукта труда на полезную вещь и стоимостную вещь…». Маркс. 23: 70, 83

Мы уже заметили, что буржуазный экономист во все века и все время ищет дешевую рабочую силу и без этого не мыслит себе выхода из "системного кризиса мировой экономики". Но мы знаем, что мировая экономика и капиталистическая экономика это не одно и то же, и что будущее мировой экономики не капитализм, а социализм – явление идеи нравственности.

«Что империализм есть паразитический или загнивающий капитализм, это проявляется прежде всего

в тенденции к загниванию, отличающей всякую монополию при частной собственности на средства производства». Ленин. 30,164

«Империализм есть эпоха финансового капитала и монополий, которые всюду несут стремление к господству, а не к свободе. Реакция по всей линии при всяких политических порядках, крайнее обострение противоречий и в этой области – результат этих тенденций. Особенно обостряется также национальный гнет и стремление к аннексиям, т.е. нарушениям национальной независимости (ибо аннексия есть не что иное, как нарушение самоопределения наций)». Ленин. 27, 419

«Только Бог есть истинное соответствие понятия и реальности. Но все конечные вещи имеют в себе неистинность, их существование не соответствует их понятию. Поэтому они должны пойти ко дну, и эта их гибель служит проявлением несоответствия между их понятием и их существованием». Гегель. 1,126

Капитализм есть отрицание свободы духа, отрицание меры вещей, отрицание идеи Бога.

«Непосредственные обстоятельства как условия идут ко дну (gehen zu Grunde), но вместе с тем также и сохраняются как содержание предмета. Тогда говорят, что из этих обстоятельств и условий произошло нечто совершенно иное, и называют поэтому необходимость, которая и есть этот процесс, слепой. Если же мы, напротив, рассмотрим целесообразную деятельность, то здесь в лице цели мы имеем содержание, которое известно уже заранее; эта деятельность поэтому не слепа, а зряча.

Если говорят, что мир управляем провидением, то при этом имеют в виду, что цель есть вообще то, что действует как в себе и для себя определенное, определенное еще до того, как получается результат, так что результат соответствует тому, что было известно и желаемо заранее. Впрочем, понимание мира как определяемого необходимостью и вера в божественное провидение отнюдь не должны рассматриваться как взаимно исключающие друг друга. Как мы скоро увидим, в основании божественного провидения лежит понятие. Последнее есть истина необходимости и содержит последнюю в себе как снятую, равно как и, наоборот, необходимость в себе есть понятие.

Слепа необходимость лишь постольку, поскольку она не постигается в понятии, и нет поэтому ничего более превратного, чем упрек в слепом фатализме, который делают философии истории за то, что она видит свою задачу в познании необходимости того, что произошло в истории человечества. Благодаря такому пониманию своей задачи философия истории приобретает значение теодицеи, и те, кто думает, что они почитают божественное провидение тем, что исключают из него необходимость, на самом деле низводят его посредством этой абстракции на степень слепого неразумного произвола. Непредубежденное религиозное сознание говорит о вечных и непреложных божественных предначертаниях, и в этом заключается явное признание того, что необходимость принадлежит к сущности Бога.

Человек в своем отличии от Бога, со своим частным мнением и волением действует по капризу и произволу, и поэтому часто из его действий выходит совершенно другое, чем то, что он предполагал и хотел; Бог же, напротив, знает, чего он хочет, не определяется в своей вечной воле внутренней или внешней случайностью, а непреодолимо свершает задуманное». Гегель. 1, 323-24

С уничтожением частной собственности в 1917 году в России капитализм пошел ко дну. Победа СССР в развязанной империализмом Второй мировой войне упрочила свободу мирового духа и расширила границы государства нравственности до размеров мировой социалистической системы. И если бы не ЕБЯГи (Ельцин, Бурбулис, Яковлев, Горбачев), дело обстояло бы иначе: не было бы ни разрушения СССР, ни кровавых войн империализма конца 20 - начала 21 века, войн, которые ведет мировая буржуазия против трудящихся, в том числе и в поисках дешевой рабочей силы.

Пролетариат – опасный для буржуазии класс, ее могильщик. Миссия пролетариата – освобождение мирового духа от ига капитала. И до полной победы пролетариата во всем мире не будет конца беспокойству "людей, владеющих капиталом", потому что не люди они вовсе, а преступное отрицание свободы духа!

Когда буржуазный экономист подразумевает, что "есть места, где люди будут работать за меньшие деньги", то вспоминается Освенцим, на воротах которого и был выставлен этот лозунг буржуазии, обращенный к трудящимся: Arbeit macht frei! А по поводу инкорпорации Украины и т. д. Все это уже было побеждено пролетариатом в мае 1945 года.

«Политэконом говорит нам, что первоначально и в соответствии с теорией весь продукт труда принадлежит рабочему. Но одновременно с этим он говорит, что в действительности рабочему достается самая малая доля продукта – то, без чего абсолютно нельзя обойтись: лишь столько, сколько необходимо, чтобы он существовал – не как человек, а как рабочий – и плодил не род человеческий, а класс рабов – рабочих...

Само собой разумеется, что пролетария. т. е. того, кто , не обладая ни капиталом, ни земельной рентой, живет исключительно трудом, и притом односторонним, абстрактным трудом, политическая экономия рассматривает только как рабочего. В силу этого она может выставить положение, что рабочий, точно так же, как и всякая лошадь, должен получать столько, чтобы быть в состоянии работать. Она не рассматривает его в безработное для него время, не рассматривает его как человека; это она предоставляет уголовной юстиции, врачам, религии, статистическим таблицам, политике и надзирателю за нищими...

Труд фигурирует в политической экономии лишь в виде деятельности для заработка... Политическая экономия видит в рабочем лишь рабочее животное, скотину, потребности которой сведены к самым необходимым физическим потребностям". Маркс. 42, 52-55

Согласно сущности буржуазной политэкономии, Валлерстайн капиталистов называет людьми, а пролетариев –"опасными классами", "трудовыми ресурсами", "рабочей силой": «Опасные классы – это те, кто беспокоил людей, владеющих капиталом, правивших или принимавших решения»; «Стоимость трудовых ресурсов выросла, потому что происходило политическое усиление рабочей силы»; «Россия может предложить... дешевую рабочую силу. Это важно, поскольку США это предлагает Китай».

И в наше время буржуазная политическая экономия «видит в рабочем лишь рабочее животное, скотину, потребности которой сведены к самым необходимым физическим потребностям». Выражение "политическое усиление рабочей силы" соответствует классовой морали буржуазии. Ей ли говорить о "политическом усилении" пролетариата или рабочего класса. Эксплуататорам трудящихся всегда был чужд и непонятен язык разума – понятие, которым движима наука нравственности и ведом человеческий дух.

«Частная собственность, в своем экономическом движении сама толкает себя к своему собственному упразднению, но она делает это только путем не зависящего от нее, бессознательного, против ее воли происходящего и природой самого объекта обусловленного развития, только путем порождения пролетариата как пролетариата, – этой нищеты, сознающей свою духовную и физическую нищету, этой обесчеловеченности, сознающей свою обесчеловеченность и потому самое себя упраздняющей. Пролетариат проводит в исполнение приговор, который частная собственность, порождая пролетариат, выносит себе самой, точно так же как он приводит в исполнение приговор, который наемный труд выносит самому себе, производя чужое богатство и собственную нищету.

Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обусловливающая его противоположность – частная собственность». Маркс и Энгельс. 2,39

«Первая функция золота состоит в том, чтобы доставить миру материал для выражения стоимости, т. е. для того чтобы выразить стоимость товаров как одноименные величины, качественно одинаковые и количественно сравнимые. Оно функционирует, таким образом, как всеобщая мера стоимостей, и прежде всего в силу этой функции золото – этот специфический эквивалентный товар – становится деньгами. Не деньги делают товары соизмеримыми. Наоборот. Именно потому, что все товары как стоимости представляют собой овеществленный человеческий труд и, следовательно, сами по себе соизмеримы, – именно поэтому все они и могут измерять свои стоимости одним и тем же специфическим товаром, превращая таким образом этот последний в общую для них меру стоимостей, т. е. в деньги. Деньги как мера стоимости есть необходимая форма проявления имманентной товарам меры стоимости – рабочего времени». Маркс. 23, 104

«Величина стоимости какого-либо товара не зависит от того, мало или много товаров другого рода существует кроме него. Мы видели, что меновая стоимость товара изменяется вместе с количеством непосредственно заключенного в нем самом рабочего времени. Реализованная, т.е. выраженная в потребительных стоимостях других товаров, его меновая стоимость должна зависеть также от отношения, в котором изменяется рабочее время, затраченное на производство всех других товаров. Если бы, например, рабочее время, необходимое для производства одного шеффеля пшеницы, осталось прежним, в то время как рабочее время необходимое для производства всех других товаров, удвоилось, то меновая стоимость шеффеля пшеницы, выраженная в его эквивалентах, снизилась бы наполовину. Результат был бы практически тот же самый, как если бы необходимое для производства шеффеля пшеницы рабочее время сократилось наполовину, а рабочее время, необходимое для производства всех других товаров, осталось неизменным. Стоимость товаров определяется пропорцией, в которой они могут быть произведены в течение одинакового рабочего времени». Маркс. 13, 26-27

«Наш анализ показал, что форма стоимости, или выражение стоимости товара, вытекает из природы товарной стоимости, а не наоборот, не стоимость и величина стоимости вытекает из способа ее выражения как меновой стоимости. Но именно так представляют себе дело как меркантилисты и их современные поклонники вроде Ферье, Ганиля и т. д., так и их антиподы, современные коммивояжеры свободной торговли вроде Бастиа с компанией. Меркантилисты переносят центр тяжести на качественную сторону выражения стоимости, на эквивалентную форму товара, находящую свое законченное выражение в деньгах, – современные ревнители свободной торговли, которые должны сбыть свой товар во что бы то ни стало, обращают главное внимание, напротив, на количественную сторону относительной формы стоимости. Следовательно, для них и стоимость и величина стоимости товара существуют лишь в том выражении, которое они получают в меновом отношении товаров, т. е. лишь на столбцах текущего прейскуранта товаров. Шотландец Маклеод, профессиональная обязанность которого заключается в том, чтобы разукрашивать возможно большей ученостью сумбурные представления банкиров Ломбард-стрита, являет собой удачный синтез между суеверными меркантилистами и просвещенными ревнителями свободной торговли». Маркс. 23, 70-71

Профессиональная обязанность американца Валлерстайна не блещет новизной.

«Великим шагом вперед экономической науки, в лице Маркса, является то, что анализ ведется с точки зрения массовых экономических явлений, всей совокупности общественного хозяйства, а не с точки зрения отдельных казусов внешней поверхности конкуренции, чем ограничивается часто вульгарная политическая экономия, или современная "теория предельной полезности" …Общеизвестный и бесспорный факт отступления цен от стоимостей и равенства прибыли вполне объяснен Марксом на основе закона стоимости, ибо сумма стоимостей всех товаров совпадает с суммой цен. Но сведение стоимости (общественной) к ценам (индивидуальным) происходит не простым, не непосредственным, а очень сложным путем: вполне естественно, что в обществе разрозненных товаропроизводителей, связанных лишь рынком, закономерность не может проявляться иначе как в средней, общественной, массовой закономерности при взаимопогашении индивидуальных уклонений в ту или иную сторону». Ленин. 26, 67

© 2004 - 2010 "ИСТИНА" Кимний Дата изменения: 10.06.2010

© 2004 - 2010 "ИСТИНА" Кимний
Дата изменения: 10.06.2010